• Приглашаем посетить наш сайт
    Кулинария (cook-lib.ru)
  • Кузмин. Дневник 1905-1907 гг.
    1906. Март

    Март

    1_____

    Чудное солнце, тает; по дороге на Загородный встретил Маркьяна, который и дошел со мной до Пяти Углов. В лавку пришел Саша, и, несмотря на просьбу Г<еоргия> М<ихайловича> подождать его, я ушел с Броскиным; заходили в какую-то железную лавку на Стремянной; днем писал музыку к «Ожерелью» Бальмонта{162}, после обеда ездил на Бассейную; ну, и видел, ну, и слышал, и чувствовал, хотя Александр был не очень в духе. Потом заехал к тете, т. к. от Розова получился ответ, что документы есть; потом в магазин и оттуда со Степаном, зайдя за Анд<реем> Ив<ановичем>, пошли к Морозову. На минуту забегал и Кудряшев.

    2_____

    {163} отн<осительно> нот, у Казакова утром никого не было. Меня опять, как прежде, привлекала бы жизнь торговли и скорее даже приказчика, чем хозяина, частые походы по городу, встречи с различными людьми, дома тоже всегда не один, прием товаров, особенно если дом как следует, с хозяйкой, стряпухой, печками и лампадами, молодцовская, посты, часто на воздухе, знаешь торговый город как свои 5 пальцев. Казаков уговорил обедать в Мариинской, она была битком набита, пришлось обедать в первой зале, но нам служил старый знакомый Иван. Заходил к Саше, но его не было дома и ожидалось не скоро, т<ак> что я, несмотря на приглашения его жены, пить чай не остался. У Кудрявцевых сошелся с Варей, она рассказывала, как чуть не поссорилась с Екатер<иной> Аполлоновной из-за Бобовского. Тетя, вся поглощенная апелляцией, кажется, не очень даже довольна открывшейся возможностью получить надобный документ. Страшная скука, так хотелось бы в Нижний; ярмарка, ряды, заря за церковью. Что-нибудь одно. Без меня приходили от Трусова за книгами. Александр придет в воскресенье.

    3_____

    Без меня был какой-то мужчина, высокий, с бородой, спрашивал Ал<ексея> Мих<айловича>, обещал зайти в 7 часов; почему-то это меня страшно смутило, и еще более, когда он вечером не пришел, будто за мной приходило что-то роковое. От Трусова не было. Были полотеры, обедал Браилко, иногда он утомляет; к вечеру мне стало очень скучно, потом пришел Бобовский, очень странный, и Андриевич; играли в карты, мне было очень скучно, и не знаю, что бы могло сделать меня менее хандрящим.

    4_____[62]

    <атерины> Аполл<оновны>, она была очень любезна, жаловалась на Варю, и время прошло недурно. В 9-м часу поехал к Казакову проводить его на вокзал. Без меня был Саша, я не могу примириться, что его не видел. Проводивши, я со Степаном поехали к Морозову, где был уже Кудряшев.

    5_____

    Утром пришел молодец от Трусова за нотами. Купил. Говорил, что есть книги, купленные у единов<ерческого> попа, но оказалось, куплены на Никол<аевском> вокзале с аукциона, интересные: Кормчая, Устав и т. п. Непременно нужно будет сходить. Какой-то покой на меня нисходит, нужно есть постное. Пришли Степан и Козлов, принесли сундучок, он оказался прелестным. Я предложил за услуги отобедать. Пошли в «Любим», против Балабинской{164}. Идя по Невскому, Степан все время шалил, но было очень весело. Я зашел к Броскину, он был уже одет, но идти было рано, жены не было. Мы мирно беседовали об иконах, рукописях, он в них знает толк не меньше, если не больше Казакова. Было отлично, какой-то покой нисходил ко мне, и мысль о возможной доступности Саши была далека от меня. Идти с ним, великолепным в своей шапке с разрезом, покупать апельсины, конфеты, тихонько беседовать, смеяться, идя под руку, — было впечатление какой-то недоговоренной интимности, почти влюбленности. И этот путь я всегда буду четко помнить. У Кудряшева кроме нас, Козлова был его двоюр<одный> брат из шапошной лавки от Терентьева{165}, конторщик и еще 2 каких-то земляка. Играли в карты; я, по обыкновению, сидел около Саши, который этот раз все проигрывал. У меня болела голова, пил мало, все больше чай, но уехал с Александром в 6 часов. Он говеет на будущей неделе, но обещал завтра прийти в лавку.

    Болит голова, ложился спать, пришла тетя с делом; вечером ходил в магазин в надежде видеть Броскина, но его не было. После запора ходил со Степаном и Козловым к Морозову; так было скучно, до слез. Приехавши домой, вдруг решил ехать с Прокоф<ием> Степановичем в Хилино. Поехал.

    7_____

    Утро было prachtvoll[63]. На станции нас встретил старый Яков, к которому мы и отправились. Покуда Мошков ездил на почтовую станцию, хозяин заговорил со мной о вере, подсмотрев, что я крещусь большим крестом. Это мне напомнило наши прошлогодние странствования по Олонецкой губернии. Они сами староверы. Не знаю, прибрались ли к нашему приезду или я присмотрелся, но у Трегубенки мне показалось менее свинюшником. Я очень скучаю о Петербурге, о магазине Казакова, об комнате Саши, об нем самом. Я даже не думал, чтобы я так стал скучать. Ночью я говорил и кричал Сашу, утром Пр<окопий> Ст<епанович> спрашивал, кто это такая. Я понимаю тоску по месту. Вечером играли в преферанс.

    Утро по краскам было похоже на летнее, сулящее знойный день, солнечное, с теплым туманом в дальних долинах, но потом началась мятель. К Торопиным мы не заезжали, а проехали прямо в Усадье, куда вскоре приехал и Гельман, жирный, красивый еврей. Поехали на заготовки, это было довольно интересно, но Гельман потащил меня к себе, где были его отец, брат, племянница и три купца, английский еврей, финляндец и русский, Кудрявцев. Мы пили чай и, когда приехал Прокоф<ий> Ст<епанович>, опять пили чай и обедали, и не помню во всю жизнь более гнусного (именно гнусного) впечатления. Я не воображал, что мысль, что я в первый раз в гостях у евреев и ем, ем с ними, меня так возмутит и угнетет. И еда так<ая> интимная вещь, что я понял старое правило о неядении с иноверными. И сладкие пресные пирожки, коричное печенье, мясо с чесноком, перловый суп, кисель — все мне казалось чуждым и сердило этим, и от самих Гельманов, любезных, веселых, хвастливых, показавших мне и лошадей, и коров, и лавочку, и дом, и кладовые, я готов был бежать в поле куда глаза глядят. Ужасно скучаю о Петербурге.

    9_____

    Утром приехали купцы, покупающие дрова, 2 брата, белобрысые, красные и молодые. Они не пили чай со сливками, т. к. пост. О, милые, о, желанные, голубчики, красавцы, родные, близкие, среди поляков, евреев и интеллигентов — они ели постное. Все уехали, я один пишу дневник, вьюга, кошка села мне на плечо и мурлыкает, топится печка, — скоро ли увижу тебя, Саша?

    9_____[64]

    <окопий> Ст<епанович> показывал мне револьвер, объясняя, как стрелять. Но ах, как жалко: будет весна, запоют «Х<ристос> в<о>скр<е>се», не видеть нежных, ярких, плавных красок поморских икон! Но что же я могу сделать? Дуло у револьвера тонкое, холодное, что-то не то хирургическое, не то фотографическое. Отрава? действующая бы на сердце или мозг, а не на желудок, но где же достать ее? Стащить Варин мышьяк. И неужели, неужели это нужно сделать до Пасхи? Мне было печально и безразлично до отчаянья. Приехали к Шутовым, — там все тепло, светло; Шутиха угощала нас огурцами и капустой с постным маслом, очень вкусною. Повез нас Миша Шутов, снова сидя сбоку, бодро и весело, отчаянно погоняя на ухабах.

    10_____

    Приехали опять в ясное утро. Письма от Трусова, Александра и Гриши, что он придет в воскресенье и, если хочу, пить чай к Морозову в 5 час. У Казаковых очень соскучились по мне и беспокоились. Саши не было. Заходил вечером к Тюлину насчет пасхального яйца, самого Матвея не было, то, что готовится на Громовское, мне не очень понравилось и страшно дорого. Спросить у Одинцова. Но в лавке у Матвея прелестно. О деньги! если бы их было достаточно! Вечером у Казакова была толчея, он уехал во Псков; я со Степаном, проводивши его, поехали к Морозову, где был уже Кудряшев, и вдруг со мной здоровается Гриша, несомненный Гриша, присоединившийся к нам. Я много выпил и мало помню, Гриша меня провожал на извозчике до дому, и я помню, что его целовал и спрашивал, будет ли завтра разрешение вина и елея, а он говорил: «Ну да». Как у меня в кошельке вместо 3 руб. оказалась бумажка рублевая, я не помню. Ах, милый Гриша!

    11_____

    Мутит, тошнит, но голова не болит. Хочу в воскресенье позвать Сашу и пойти его поздравить с причастием. Но он сам пришел в магазин, в воскресенье придет, долго сидел, и пошли вместе. Потом я заезжал на Моховую за квасом. Вечером хотел было идти к Ек<атерине> Ап<оллоновне>, но поехал с Сережей за покупками к Полине Ивановне, к Баракову, в винную, было очень славно, но денег у меня совсем нет. Дома играл из <Thaïs{166}> и читали «Саломею» Уайльда. Лег рано спать. Завтра всех увижу, Сашу и Григория.

    12_____

    Отчего мне не обратиться к Юше Чичерину? может быть, он смог <бы> сделать что-нибудь? Попытаться можно. На «Вечер современной музыки» программы мне не прислали, но что мне до этого? Наши все уехали, Гриша приехал в 3-м часу, все ждал гостей, — и были настороже. Пришли Саша, Козлов и казаковские. Гриша был в ударе и очень смешил, я почти не пил и отлично себя чувствовал. Засиделись до света, до 6-ти часов, и я не ложился спать; вид накуренной, загрязненной комнаты с пустыми бутылками, лишенной оживлявших ее людей, всегда противен. Что-то ответит Юша?{167}

    13_____

    Сегодня почти целый день в магазине. Степан поехал на Охту, обратно зашел ко мне, пошли вместе, зашли к Саше, тот обещал прийти вечером, часам к 5-ти, так что я, не заезжая домой, пообедал в магазине. Часов в 8 явился Броскин, советует мне нанять небольшую квартирку, комнату и кухню, рублей за 20; я бы поселился с Казаковым, но боюсь его превратностей. Вообще мы с ним строили разные планы и мирно и дружно беседовали. Ехали вместе. Тамамшев пишет Сереже, что мне предлагают писать музыку к сценам из «Аглавэна и Селизетта»{168}.

    Приехал Казаков. Решил купить избр<анных> св<ятых>, если Юша исполнит мою просьбу. Была Осьмушникова. Макаров говорит, что Иов придет ко мне в 11 ч. Он открывает свою лавку, но он не пришел. Саши не видел, у Ек<атерины> Ап<оллоновны> не был. Что-то скажет Юша?

    15–18_____

    Я не ясно помню, что было, подробно, эти дни. Самое важное, что Юша согласен на мою просьбу и призрак смерти на время отступил от меня{169}. Приезжали насчет «Аглавэна и Селизетта». Видел каждый день Сашу. Был раз на Бассейной. Александр говорил, что его главный знакомый, когда тот описал меня, воскликнул: «Так это Кузмин, поэт, Михаил Алексеевич». — «Да, М<ихаил> А<лексеевич>». — «Он и прекрасный музыкант к тому же, я его хорошо знаю». Что же это — начало славы? Я давно уже думал, что у меня вырастут 3 известности. Был в Апраксине, светило солнце, ворковали голуби, мальчишки зазывали в лавки, было что-то нижегородское во всем. О, жизнь! Неужели возможность тебя не закрыта для меня!? Был Нувель, Поляков согласен на издание нот. Снова увижу солнце, иконы, услышу звон колоколов. Какое счастье! Как я вам благодарен, избранные святые, кот<орых> я обещал купить, если спасен буду.

    Дал ответ Юше, приходили полотеры, весь день сидел дома, но ничего не писал; после обеда, не дождавшись Степана, отправился к Саше, но Степан не пришел и туда; посидевши часов до 10<-ти>, пришел домой, наши были в театре, Сережа вернулся из собрания кадетов, он в большом восторге от слышанного, даже до того, что когда при рассказе, как, например, к. -д., что: «Как не будут срывать креста с колокольни», с. -д. заметил, что: «Мы видели, что с колоколен не только срывают кресты, но даже с них палят из пушек», я сказал, что это глупый вздор, что 1-е — наглядный, популярный, общепризнаваемый пример святотатства, а 2-е, м<ожет> б<ыть>, будучи более преступным и безобразным, не несет ни одной из вышеуказанных черт, — он на меня обрушился, жаром заменяя убедительность. Победа кадетов почти очевидна, т. к. та именно средне-либер<альная> часть населения шла на выборы (местами из 2000 выб<орщиков> являлись 200), при большинстве едва ли (в деревнях) бойкотирующем, но просто практикующем старый быт. Конечно, это — наиболее действующая партия. Я бы хотел видеть Гришу, а м<ожет> б<ыть>, и нет; разговор на Бассейной меня перенес в какое-то Возрожденье или Мюссе. Слухи об известности в почти публичном доме; что-то шекспировское.

    20_____

    Как давно я не писал при свечах своего дневника. И это будто привычка к какой-то культуре; м<ожет> б<ыть>, я буду писать вскоре? Утром пошли с зятем, он на выборы{170}, я — в Гостиный двор; был ясный день, будто весной, и принаряженные, казалось, выборщики толпою входили и выходили из Сол<яного> Городка. Заходил в Апраксин к Кирьянову; у Макарова и Больш<акова> заперто. У Казакова все упаковано. Саша пришел в 4-м часу. Г<еоргий> М<ихайлович> тащил меня в Мариинскую и просил Сашу подождать, тот согласился, если только я опять вернусь, был очень мил. Пили потом чай и пошли еще при солнце домой под руку (почему у Броскина эта манера, не знаю). Он безусловно привык ко мне и как-то интимно настраивается, бывая вдвоем. Вечером у нас был Браилко и Тамамшев, но я рано удалился на покой. Я все еще не могу привыкнуть к мысли, что я в числе живущих. Занимался с детьми.

    Утром, по обыкновению, был на Загородном. Иконы мои усердно подговляются[65]. Весна. Казаков рассказывал, как подбивают грешников, он знает обычаи старой Москвы, и это меня пленяет. Уезжая, он делал длинные наставления Степану; что-то было, что меня трогает. Вечером была такая заря, такой месяц, что было скучно от грязи и пьяных людей. Хотелось бы лечь и ни на что не смотреть. Вообще, мне было очень скучно, не знаю отчего. После вокзала заехали к Морозову.

    22_____

    Утром, только что мы со Степ<аном> решили идти проведать Сашу, как он сам явился, в русских сапогах. Домой я пошел не с ним, а поехал со Степ<аном>, который повез св<ятых> к Тюлину Дмитрию. Юша устроил и прислал чек{171}

    23_____

    «Верую» отличное, «Недреманное око», и лучше всего створы. На вокзал Саша не пришел. Несмотря на Лидочкины имянины, я поехал на Бассейную, там было скучновато, и более всего занимался мытьем. Ал<ександр> слишком классичен, слишком солист его И<мператорского> В<еличества>, еле ползающий и снисходящий. Потом из магазина, где я тщетно прождал Броскина, я поехал со Степ<аном> на вокзал и к Дм<итрию> Матв<еевичу> Тюлину. Он живет у тестя на Невском, во втором дворе. Я видел его жену и тестя; теплая кухня, женщина в белом платочке, миловидная; длинная полка с иконами и лампадами, чистота на всем — все мне напоминало что-то далекое от Петербурга. Потом задумали поехать к Морозову. Туда пришли Козлов, Дмитриев и Клышкин с каким-то мне неизвестным художником, присоединились к нам. Потом мне пришло в голову познакомиться с знаменитым Сенькой из Морозова. Степан сказал человеку, и через минуту к нам сел, как ни в чем не бывало, мол<одой> человек, почти мальчик, беленький, шмурящийся, как котенок. Степан, пивший раньше у Одинцова, совсем раскис, что-то пел, хотел спать. Андр<ей> Ив<анович> говорил, что за меня готов все отдать, звал к себе на дачу, на Мологу, Семен Григ<орьевич> знакомился со мной и мило улыбался. Женщины с соседних столов кричали нас, незнакомых, по имени и, проходя мимо приказчика из бельевого магазина, сидевшего к проходу, походя целовали его, как котенка. Степан ругался, Козлов разбил стакан с чаем, все время играла машина, я пил не очень, и мне было весело. Потом Степана повели Козлов, Клышкин и Дмитриев, который и остался ночевать в магазине. Меня извозчик провез до Смольного, где он проснулся и я пробудился, т. к. лошадь остановилась.

    24_____

    Утром зашел Степан, уверяющий, что у него Клышкин стащил кошелек с 27 р. Потом этот кошелек нашелся в посудном шкапу, но тогда он был очень огорчен. Зашли к Саше, который чистил кенареек и собирался идти к нам. Из-за стены раздавался разговор их жилички с посетителем, не хотевшим вставать, кряхтящим, говорившим глупости, топот босых ног, сдержанный смех и шорох птиц, выпущенных из клеток и летающих по комнате. Пришли с рассказами в магазин, где пробыли часов до 2-х, потом поехал с Варей за покупками, квасом, рыбой, вином, к Пол<ине> Ив<ановне>, было что-то нижегородское в этом. Дома были полотеры, Браилко и Анджикович. Пр<окопий> Ст<епанович> уехал в Киев, я его провожал, на обратном пути заехал в магазин, где узнал, что Степановы деньги нашлись; потом, заехав на вокзал и к Филиппову за баранками, вернулся домой.

    если он может ходить чаще, а то это и накладно, и вымываешься Бог знает как. Броскин с Василием пришли в самый решительный момент, и потом Саша, не то спроста, не то с намерением, говорил: «Вы были такой румяный, и на лбу легкий пот, так красиво». Козлов спорил с Васил<ием>, потом с Мурав<ьевым>, но было очень весело, и пил я много. Спать не ложился. Саша совсем привык ко мне.

    26_____

    Утром приехал Казаков. Иконы он продал, привез мне пряников и ложки. Заходил к Саше, но его не было дома; обедал с Казаковым в Мариинской, откуда проехали к Морозову, куда вскоре пришли и Гриша с товарищем, котор<ый> все меня звал ехать с ними в Петергоф, но Муравьев не хотел, чтобы я ехал, и разыгрывал разные разности. Тот все убеждал, говоря, что «у дяди есть лошадь в 500 р., и поезжайте кататься вдвоем, я мешать не буду; не хотите к дяде — напротив есть гостиница, там можно остановиться, к чему такая нервность? Я человек женатый». Я не поехал. Был у Саши, там тихо, мирно, любезны, только что с верб; рассказывал, что по дороге от меня Козлов со Степаном подрались, Броскин защищал Козлова, а Гриша оттаскивал налетающего Степана. Хотел прийти завтра вечером. Звали на 2-й день; т. к. Казаков говорил, что Смирнов хочет меня видеть и будут ждать, то я поспешил туда. Небо, после зари не стемневшее, было великолепно зеленое; в узких улицах все напряженно, трепещуще какой-то холодной страстностью. Но у Казакова никого не было, он один пил чай за шкапами со спущенным огнем. Дом<ой> вернулся рано. Купил сургуча и бумагу.

    27_____

    <окопию> Ст<епановичу> 225 р., заехал к Келеру{172} за покупками. Вечером был Саша и долго сидели беседуя, ушли в 12-м часу. Кажется, он вошел во вкус такого болтанья. Утром взял «Толгскую»{173} у Иова.

    28_____

    «Толгскую» к Саше, у него был Логин Семенович с Песков. Богородица не больно древняя, около петровских времен, но подлинная. Она очень видная, я рад ее иметь. Вечером ходили к тете, она очень больна, хотя на вид бодрее мамы в начале болезни. Потом были все трое у Екат<ерины> Аполлоновны. Да, таинств<енный> посетитель оказался сторожем с кладбища.

    Утром ходил в Апраксин, по дороге у Кузнецова{174} заказал кулич и пасху; зайдя к Казакову узнал, что Саша был и ушел, что Георг<ий> Мих<айлович> ругался с приказчиками и т. п. Я был почему-то очень грустен, мне было скучно; на пути я зашел к Саше, но торопился домой. Как платье влияет на лицо, на дух, на походку; теперь в длинной, какой-то начетниковской поддевке мне хочется быть печальным, хрупким, с прошлым, с безнадежной любовью. Вечером Казаков денег не получил; у нас был Ауслендер с племянником и учитель из Арзамаса. Луна низко над горизонтом, оранжевая, светила в окно. Завтра встану рано.

    Решительно не помню, что было. Саши не видел, от Гриши письмо; полон пасхальных приготовлений. Образ сделали отвратительно. Иов вещи принял.

    Вечером был Саша, ходил за булками, утром Г<еоргий> М<ихайлович> просил его сходить на Охту, вообще входит в состав. Великолепно в колбасной Парфеновых{175}«Весы», меня печатают в числе сотрудников, в статье о «В<ечерах> с<овременной> м<узыки>» Каратыгина мне посвящены более или менее резкие, но, по-моему, лестные строки{176}. Видел на извозчике Сомова и Юраша; я как во сне или перед смертью.

    Примечания

    63) Роскошное (нем.).

    64) 9-е число повторено два раза.

    «подготовляются», или «подновляются» (хотя верно — «поновляются»).

    Комментарии

    (в фигурных скобках)

    162) В списке музыкальных произведений Кузмина обозначено, что в 1906 г. им был написан романс «Три камня» на стихи К. Д. Бальмонта. 

    держал магазин на 7-й линии Васильевского Острова, 24.

    164) В Петербурге существовало несколько трактиров средней руки под таким названием. Здесь речь идет о «Любиме» на Невском пр., 127, против Название всем «» давалось по имени заштатного городка Ярославской губернии «откуда наезжали расторопные молодцы, начинавшие с „половых" (официантов), постепенно богатевшие и нередко открывавшие свои заведения. Кормили щами, горохом, кашей, поджаренным вареным мясом и луком, дешевой рыбой — салакой, треской. <…> Здесь обедал трудовой люд, вечером собирались компании, играла машина или гармонист, затевались скандалы и драки, слышались свистки, появлялся городовой, кого-то вели в участок, прочих вышибали. Часто сюда заходили только попить чай, можно было не снимать верхнего платья даже за столом» (Нева. 1987. № 7. С. 198–199).

    165) Может иметься в виду лавка

    166) «Thaïs» («Таис», 1894) — опера Ж. Массне.

    167) В длинном недатированном письме к Чичерину (вероятно, именно том, что имеется здесь в виду) Кузмин, повествуя о планах самоубийства, между прочим, сообщал: «Мы ехали с зятем в Новгорсодской> губернии, куда он был по делам, длинный 70-верст<ный> путь зимней ночью, когда все видно в мутном свете от снега, будто сквозь закоптевшее стекло, сквозь ряд занавесей, где-то светает оранжевая заря солнца. Я расспрашивал, как действует револьвер, и на станции вытащил его из шубы, хватились дома, он считается потерянным, я смотрю его каждую ночь и какой-то покой сходит на меня. Но вот я был за всенощной на Громовском и ужас обуял меня: никогда не видеть милых, нежных и ярких красок старых икон, не слышать, как запоют Хс. Вс. <Христос Воскресе>, не чувствовать весеннего воздуха, — страшно, страшно» (РЦХИДНИ. Л. 38 об.).

    «» (1896) — пьеса М. Метерлинка. От кого исходило предложение, неизвестно.

    169) Вероятно, ответ был передан Кузмину через Н. В. Чичерина. Г. В. Чичерин писал 15 (28) марта: «…поправляюсь после операции. Трудно сидеть, трудно писать. Сестре писал уже. <…> Какое теперь течение? Евлогий, Алексей Михайлович? Опера из XVII в.? Для меня история остановилась на „Городах". Что Псков? Что раздражение против интеллигентности?» Ф. 232. Оп. 1. Ед. хр. 432. Л. 186). Ответное письмо Кузмина, упоминаемое им в следующей записи, неизвестно.

    — марте 1906 г. Выборы проводились по многоступенчатой системе; П. С. Мошков, как явствует из дневника, имел ценз выборщика. Наибольшее число голосов собрала конституционно-демократическая партия.

    171) 24 марта Кузмин благодарил Чичерина за присланные деньги С. 213).

    172) Вероятно, какой-то из магазинов фирмы аптекарских товаров и парфюмерии «».

    Толгского (Толгского Пречистыя Богородицы) мужского монастыря в девяти верстах от Ярославля, на левом берегу Волги при впадении в нее речки Толги (основан в 1314 г.).

    174) Имеется в виду булочная В. Г. или Г. А. одна из двух на Надеждинской ул. (д. 11 или 48/13).

    175) В Петербурге было около десятка колбасных фирм «Братья Парфеновы»; скорее всего, здесь имеется в виду колбасная на Невском пр., 53.

    <В. Каратыгина> «Вечера современной музыки», где автор пишет: «Мне осталось сказать еще несколько слов о музыканте, имя которого, за исключением посетителей В<ечеров> С<овременной> М<узыки>, едва ли известно кому-нибудь, о М. Кузмине. Да впрочем, музыкант ли он, этот самый непостижимый из композиторов? У Кузмина нет напечатанных музыкальных произведений (кроме 2–3 ранних романсов), но я имел возможность познакомиться с некоторыми его произведениями, сверх тех Александрийских песен, которые были исполнены на втором Вечере С<овременной> М<узыки> и возбудили такое единодушное негодование публики и критики. Я знаю, что Кузмин пишет не только музыку, но и крайне интересные, стильные стихи, вернее, он пишет вокальную музыку на свои же стихи. И все же я вторично спрашиваю себя, музыкант ли он? Современные произведения Кузмина „несоизмеримы" ни с какими другими вещами каких угодно авторов. В одном я уверен, однако: что находящие в его музыке проблески гениальности, по всей вероятности, впадают в меньшее преувеличение, чем отрицающие всякую возможность уразумения основных „принципов" его техники» (Весы. 1906. № 3/4. С. 72–73).

    Раздел сайта: