Дневник 1934 года.
Август

Август

1 (среда)

Роскошная погода с тремя ливнями и громом. Наехало столько стариков и старух, что я с Султановой кажемся молодыми людьми. Ходил за полотно прогуляться. Вечером пришла О. Н. и сказала, что Юр. очень болен, болит у него живот, в "Ac<ademia>" денег не дали, вероятно, по случаю перехода в ГИХЛ,¹ задержат. "Время" уже прекратилось сегодня,² а Сережа из Мар<иинского> театра, по-видимому, не ушел.³ Немного расстроился известиями о Юр. Так что даже плохо спал. И соскучился очень о нем.

Флейта доктора. Здешний доктор играет на флейте. Это сразу переносит его из атмосферы Куприна в эпоху Гете, особенно если принять в соображение, что действие происходит в Детском Селе. Вообще дух Гетевского "В<ильгельма> Мейстера" и "Сродства душ"⁴ здесь витает, и философическая агрикультура, и абстрактная психология прямых каналов и плотин. Когда сегодня доктор на дворовой скамейке под сиренью беседовал перед крыльцом с сестрой милос<ердия>, это напомнило сцену из "Великого Кофты", "Клавиго" или даже "Кат. Мура".⁵ Можно говорить, что окружен какими-то математическими тайнами.

2 (ч<е>тв<ерг>)

Прекрасная погода после ночного дождя. Пруд так наполнился, что бревна и утята плавают у самой дороги. Еще немного и залило бы дорожки сада. Все ручьи очень наполнились, так что в некоторых местах и не пройти. После чая гулял. Молодой состав все-таки лучше прежнего, не так много жидовья. Вдруг после ужина явилась Животова с Зеест.⁶ Сели с ней у крокета. Идет родной Юр. с О. Н. Разные неудачи с "Acad<emia>", Смирновым и т. п. Был болен, и теперь не знаю, выздоровел ли еще. Проводил их немного. Вернулся уже поздно. Вечера стали заметно темнее.

Небольшая звезда. Много дней облачная пелена не могла разорваться. Наконец, к вечеру она разошлась так ровно, что образовалась между пепельными, серебристо-серыми березами длинная, но довольно широкая, ровная сиренево-розовая полоса, над равниной. Так ждалось, так хотелось, чтобы на этом дымном горизонте загорелась единственная звезда.

3 (п<я>тн<ица>)

Юрочка пришел так поздно и такой усталый, что совсем немного погуляли. После ужина опять их ждал, чтобы идти к Кочуровым. Те спали. Разбудили их, посидели на балкончике, потом перебрались в комнаты, он закрыл окна, даже спустил занавески, зажег все лампы и играл свои романсы и сонаты Шуберта. Юр. даже понравилось. Было неплохо. Сквозь тучи розовела луна, и все время были молнии, когда мы возвращались. У нас уже все разошлись по комнатам, но дом был освещен. Сейчас же, как я лег, полил дождь.

4 (воскр<есенье>)

Обедали в доме наши. Погода разгулялась. Было довольно весело. Но Юр. уезжает до 7-го, и О. Н. тоже. Мне скучно стало сразу. Маланчиков и Гузынин⁷ <ения> Ал<ексеевна> с мужем⁸ и фотографическим прибором. Когда мы проводили наших и пошли мимо комиссионного магазина, опять их нагнали. Смотрят бюро для Христины Нильсовны. Подсвечники и самовар стоят. У жены Шиперовича умер отец. Она уезжает, Наташу увозят, a m<onsi>eur хотят чуть ли не ко мне переводить. Вот бы разодолжили. У нас на дворе куст барбариса. Почему-то ужасно мне пусто и скучно. Андр. Ал. купил лошадку с таратайкой и показывал мне ее. Сейчас же послал за солью в Павловск. Гулял немного. Пьянистка уезжала, как какая-нибудь Патти из Черногории. Провожала ее группа людей, мужчины несли вещи, рыжая рижанка букет и махала ручкой, прислали такси из города. Вечером доклад какой-то ветеранки революции, сад совершенно пуст. Путь в Софию⁹ -- какой-то скучный тупик. Тут вообще много тупиков. Ужасно скучно. А до 7-го так долго, а там всего четыре дня. Лягу пораньше. Утро вечера мудренее.

Саратовские квартиры (окончание). Следующая квартира была на той же Аничковской в доме Ларионова. Тут все было менее шикарно и даже более распущенно, но я все лучше помню. И сад, где была беседка, куда забрался еще тихий сумасшедший и стал молиться на восток, и балкон, где мы летом пили чай и брат мой вешал кошек, которые таскали оставленную провизию. Бывали дни, что по нескольку в ряд. Тут гостили у нас тетя с двоюродн<ыми> братьями, тоже Ларионовыми, Митей и Костей. Тут девчонка, дочь немки, надевала мне штаны и садясь верхом на забор кричала соседним реалистам: "Выбирайте невест". "Из кого?" "Из меня". Тут немчик играл с Митей в войну, кричал "ура", а брат мой, не выговаривавший "р", кричал "уля". Тут жила у нас Тихоновна из Кузнецка и сын ее, портной Павел, из-за которого, желая выйти за него замуж, горничная, как и все горничные, "Аннушка", запустила в нее утюгом. Когда мы переезжали, няня захлопоталась и умерла от солнечного удара, а нас в ту же ночь обворовали. Я помню какой-то бунт на Пешке, к нам доносилось, как шумели "архаровцы". Тут стала припадочной солдатка, тоже Аннушка, и с ней сделалась падучая. Мы загородились тумбочкой. Сюда привезли полусумасшедшего мужа сестры Ани проездом в казанский сумасшедший дом. Он был очень веселый и даже смешной, но я перепутался до смерти. Перед нашими окнами была католическая духовная семинария, и мальчики в рясках играли в лапту и бегали по саду и по двору. Я почему-то завидовал им, что их много и что у них нет мамок и нянек. Завидовал тому, что, вероятно, каждый из них мечтает о доме, который ему представляется гораздо лучшим, чем мне, живущему дома. Я завидовал мечте о доме. И я долго питал желание дикое, чтоб меня отдали в закрытое заведение. Во-первых, чтоб не быть фактически одиноким, и затем, чтобы слаще полюбить дом. Здесь я был долго и тяжело болен. Лежал на маминой кровати. К Рождеству сестра привезла искусственную елку и швейцарскую деревню, а папа, конечно, копченого сига как традиционный петербургский гостинец, как из Москвы -- чуевский хлеб. Когда приезжала тетя с племянником, к сестре приехали ее подруги сестры Гавриловы, старшая чуть ли уже и тогда не была замужем за [В]алуевым.¹⁰ У нее был не очень большой и не особенно поворотливый, но замечательный по тембру голос. Митя, кузен, был музыкант, т. е. бойко и безостановочно мог играть на память все, что угодно. У Юлии Гавриловой тоже был контральто, и сестра всегда любила петь, но ей не позволяли, т<ак> к<ак> она безбожно фальшивила. Почему-то внизу ремонтировали квартиру и был оставлен незапертый рояль. Там-то компания и разыгрывала свои любимые оперы, каковыми оказались "Фауст", "Вражья сила", "Демон" и "Тангейзер".¹¹ Я запоем присутствовал на этих упражнениях. Играл я с средней дочерью домохозяина Марусей Ларионовой. Это была странная семья. Немного больше талантливости и получился бы средний Достоевский. Отец -- спившийся музыкант из благородных. Он был композитор, написал несколько романсов, танцев, и все время (лет 20) писал оперу "Барышня-крестьянка", которую всем, даже мне, 8-летнему, играл. Он знал языки и литературу, был талантлив, но решительно никуда не годен. Потому ли он пил, что был негоден, потому ли был негоден, что пил, нельзя было разобрать.¹² Думаю, что музыка была дилетантская, как у Лишина, у Пасхалова (кажется, они были даже знакомы),¹³ в гениальном масштабе у Мусоргского. Он был с длинными волосами, с бородкой, всегда валившимся пенсне и <в> спускающихся брюках, какое-то предвосхищение Луначарского, но с большей талантливостью и грацией. У него было три дочери: Лиза, Маруся и Оля. Лиза -- подросточек мещанский, уже хозяйка, уже забитая, которую он обожал, учил и на которую чуть ли не покушался. В этом намеке на кровосмесительство есть какой-то семинарско-пропойно-нигилистический дух, как у Вяч. Ив. с Верой.¹⁴ Такие "Антигоны". Маруся -- просто девочка. И надутый, злой, самодовольный обрубок, как все толстые девчонки, -- Оля, которую мы всегда колотили и дразнили. Жил Иван Петрович со своей прислугой Федорушкой, а у той был муж, городовой Филипп Ермилыч. Они все втроем пьянствовали и Лизу заставляли. Барина оберегали, пасли, обкрадывали, содержали и поколачивали. Спали как-то вповалку, хотя квартирка у них была во дворе чистенькая, светлая и очень веселая. Это уже стараниями Лизы. Иногда Лиза с детьми спасалась к нам на кухню. Потом она сбежала от отца и поступила в оперетку под нелепой фамилией Добротини. Мы с мамой видели ее по приезде в Петербург в "Madame Archiduc" ("Калиф на час").¹⁵ Она пела, как следует, держалась прилично и скромно и не имела никакого успеха. Играла travestie какого-то офицера. Внизу жили барышни Тихменевы с братом-офицером. Они считались старыми девами, так как им было лет по тридцати. У них были очень смуглые, как голенище, лица и грузинские черты. Одна из них пела: "Не брани меня, родная", "Сладко пел душа-соловушко".¹⁶ Когда в театре ставили "Русская свадьба XVII в.",¹⁷ ее пригласили на роль невесты. Губернские барыни и барышни были обижены и интересовались, главным образом, будут ли под белилами видны усы, которые у этой невесты были порядочные. С переездом в дом Смирновых на уг<лу> Приютской и Армянской, мои воспоминания приобретают такой связный характер, что их нечего приурочивать к квартире, а надлежит разместить каждое в свое место. Квартира была больше, м<ожет> б<ыть>, чем у Ларионовых, но хуже, не было сада, я жил в светлой прихожей за шкапами, двор был крохотный, но видна была все-таки Волга и было с парадного чуть не три передних. Хозяйка была родственницей Миклухи-Маклая, и он к ней приезжал.¹⁸ Меня поразила в этом путешественнике какая-то папуасская шевелюра. В Саратове я видел живыми Миклуху-Маклая, Мордовцева, Ровинского, Саразате и Дезирэ Арто.¹⁹

Элемент музыки. Мне не хватает не музыки, которой тоже тут нет, а элемента музыки. Это совсем другое, не противоположная, но другая вещь.

5 (воскр<есенье>)

Так себе себя чувствую. Погода роскошная. Увидел Богинского, Степанова на скамейке у крыльца, соблазнило посидеть с ними, а они, оказывается, ждут Стуккей идти в экскурсию. Сам вышел погулять в сторону Софийских казарм. Потом сидел, не выходя, целый день. Встретил утром Клевера.²⁰ Идут завтра в Павловск на его постановку, вчера были имянины Марии Клевер.²¹ Вечером вздумал пойти к Михайловым, задержала Куз[ь]мина, которая опять сюда возвращается, потом идет О. Н. Юр., кажется, мало получил, но купил для дома кастрюльку. Пошли с нею, перед нами маячил Богинский и Султанова, шедшие к Юр<ию> Ник<олаевичу>. К Михайловым приехал кто-то из братьев Степановых, и они ушли гулять. Зашел к О. Н. и посидел, потом потихоньку домой. Какая-то отрыжка была всю ночь.

<ельник>)

Роскошная, устойчивая погода. С утра пошел с Богинским бриться, потом в садоводство, покупать цветы Тиран. Потом зашла О. Н. Вчера Алекс. Алекс, и Михайловы были у нее, зовут сегодня. После чая играли на скрипке. Познакомился с библ<иотекарем> Акад<емии> Н<аук> Бернером.²² Вдруг приехал Лев Льв. Загорел, очень хороший вид, даже Тиран спросила, что за "хорошенький мальчик" ко мне приехал. Потом зашла и О. Н., и Дм<итрий> Серг<еевич>. Вайнштейн²³ пошли с нами. У них чудный вид на равнину, замечательный. Посидели, попили вина, и Юр. милый пришел. Очень я его люблю. Была и Христина Нильсовна. Вечером уже темнее. Двор у нас освещен из окон и дверей. Когда мы шли, в доме были яркие белые и зеленые фейерверки.

7 (втор<ник>)

Утром устал писать и вышел пройтись. Прошелся по Софии -- совсем другой город. Чувствую себя очень хорошо. После чая пришел Юр. Пошли гулять и выпили в Камерон<овой> галерее вина. Остатки взяли с собою. Вечером не помню, что было. Да, приехала Евг<ения> Ник<олаевна>,²⁴ и как-то с нею время проводили.

8 (среда)

Чудесная погода. Опять вышел менее удачно. Парк полон голыми людьми. Пришел, а наши в саду, даже меня и не ищут. И вечером как-то меня не нашли. Тиран уехала на авто. Звала к себе. Очень хорошенький шофер обедал с нами. У наших был один Богинский. Ксюша в городе. У Кочурова сидел Клевер. Было очень приятно и красиво. Возвращались, будто в каком южном городе, Таганроге и т. п. Завтра собираемся в Павловск, только бы хватило денег.

9 (ч<е>тв<ерг>)

Наши зашли за мной перед обедом. Я думал не обедать. Сначала вышли какие-то распри из-за солнцепека. Потом наши ждали меня. Юр. спал, и О. Н. тоже. Долго ждали поезда. Трагически пробежала в уборную Паллада с перекошенным лицом. Чудно попили холодного вина. Маячил где-то Резников.²⁵ К павильону опять пошли по каким-то Аполлоновским трущобам. Но после ужина я как-то устал и заскучал. Долго ждал Юр. Даже ходил по шоссе. Попросили меня играть, я согласился, а как раз наши идут. Юр. стал ворчать и поручил зайти еще раз О. Н., но все обошлось хорошо, а потом вдруг пришел Ал. Ал. Белый и стройный. Обещал завтра придти гулять. Сидел у меня в комнате -- Андр. Ал. поправил фонари, так что ночью была полная иллюминация у меня в комнате.

10 (п<я>тн<ица>)

Роскошный день. Уехал Богинский. Рижанка, ходя по саду, говорила, что для нервов и сердца нужно разнообразие. Пришел Ал. Ал. и Христина. Гуляли по тярлевским и Павловска дорогам, вспомнил 15<-й> год, Сомова, потом 22<-й> год. Очень дружески и как-то по-хорошему. Еще утром предложил мне Анд. Алекс, проехаться на таратайке за Павловск II, и там неизвестные места и point de vue. Как люблю я видеть новые места. Это как во сне. И особенно ездить на лошадях (м<ожет> б<ыть>, и на автомобиле). Вечером был Левитин, притащил итальянс<кие> открытки, а потом Ольга Сем<еновна>.²⁶ Она как-то беспризорно посидела и пошла искать автобус, чтобы ехать в парк на ночь глядя. Мне даже жалко ее стало. Вечером играл.

11 (с<уб>б<о>т<а>)

Был дождь с громом. Утром брился у своего парикмахера. Маланчиков зашел читать "Форель" -- в это время приехал Юр., ушел от ветеранов к нашим, чтобы вернуться попозже. Была еще тревога. Объединялся с Олегом, спал спокойно. Всего два дня осталось.

12 (воскр<есенье>)

Утром гулял с Черновым по Павловским дорогам, он рассказывал о Ш<нрзб>, Лондоне и Париже. Приехала Тиран с мужем. Зовут 14-го. Вдруг гром и дождь. Да, когда и Юр. пришел, накрапывало. Я его как-то прозевал, потом О. Н. нас искала. Никуда не ходили, а после ужина я зашел за Юр., выпили вина и пошли к доктору. Фотографии неважные, страшные недра. Только очень хорошая икона "Верую". Целый вечер вертелась тут Женя Мандельштам, приехавшая из Лондона, с преувеличенно советскими ухватками, громким разговором и ослепительно ярким платьем.

13 (по<не>д<ель>н<ик>)

²⁷ Лежит пластом в полутемной комнате, но сейчас же начала сплетничать о Горьком, матери Белого,²⁸ Люб. Дм. Блок²⁹ и т. д. Заходил Юр. взять книги, и О. Н. Потом вечером поехали. Крохин прощался очень сердечно. Звал приезжать в любое время. Провожал нас Чернов. Поехали и доехали довольно благополучно. Но приехавши, я начал наводить критику, что бумага на столе пошла грибами. Юр. -- все сваливать на большевиков не без истерики. Спать тихо и хорошо с ночником, но очень душно. Вот первый день в городе.

14 (вт<о>р<ник>)

Юр. все-таки отговорил меня идти к Тиран, и вообще я целый день просидел дома в духоте. Разбирал с упоением книги и ноты. Звонил Левитин и Сторицын, был посланец от Ив<ана> Платоновича.³⁰ Напоминания. Юр. возился с книгами целый день, мамаша ездила в кооп<ератив>, я то спал, то что, но скучно не было. Неприятно было только надувать Тиран без всякого резона, он<и> действительно очень хотели, почему бы там ни было, чтобы я приехал к ним. Радловых, конечно, нет еще. Вечером в стиле Рембрандта было на дворе под открытым небом жактовское собрание.

Смотреть вверх. Когда днем сидишь под деревьями и смотришь вверх, они кажутся необыкновенно высокими и особенно зелеными. Большое впечатление глубины. Небо еле видно в подвижных и поминутно меняющих свою форму и размеры просветах. Птицы, не предполагая по неподвижности о вашем присутствии, спокойно скачут вверх по веткам и перепархивают, неожиданно обнаруживаясь для взгляда и чирикая одну и ту же музыкальную фразу. Во время полетов треск крыльев и интенсивность самого порха говорят об их величине. Они почти всегда очень чистенькие, даже воробьи. Редко какую накрахмаленную и нарядную чистюльку можно с ними сравнить. Хотя я видел утенка, с упоением окунавшегося в грязную воду и с каждым разом делавшегося все грязнее и смешнее, но сухопутные птички очень чисты и как пестро, как весело и тщательно не раскрашены, а подкрашены при общей серой гамме (для невежественного наблюдения все или воробьи, или вороны). Желтые, синие, зеленые, розовые и красные. Говорят, европейские леса очень бедны пернатыми жильцами, но для меня довольно. Притом поют они короткий срок, уже в августе нет такого щебетанья, как в мае, только ласточки не могут метаться без крика. Правда ли, что в Сибири птицы совсем не поют, так же, как цветы не пахнут. Какая странная и мертвая особенность. И в Японии тоже. Это не вся Азия, конечно (Персия, Индия, Китай).

15 (среда)

Юрочка уехал довольно рано. Я выходил бриться. Ко мне приходил Сторицын и, по обыкновению, расстроил меня. Под вечер мамаша ушла в костел, мне стало скучновато, и я пошел к Яновским.³¹ О<льга> Сем<еновна> гладила и вела нескончаемые рассказы, которых я не слушал. Евг<ения> Вас<ильевна> приехала с пирогов и собиралась на имянины.

16 (ч<е>тв<ерг>)

Звонил Сторицын и Чичерин. На завтра позвал Козьмина и Степанова. Сегодня ждал Левитина и дочку Бернер. Никуда не выходил, но чувствую себя хорошо. Бернер вовремя не пришла, но явился Лихачев.³² Я все-таки ему обрадовался. Пили чай с малюткой. Тот прибежал в беленькой рубашечке с расстегнутым воротом, метался, плескался, не зная, что делать. Юр. приехал поздно. Но девушка пришла еще позднее. Тут еще вдвинулся Бен, как сундук. Но было очень приятно. Приходили еще из "Времени" и Фрумкин. Завтра явится Смирнов. Чувствую себя хорошо.

17 (п<я>тн<ица>)

Чудная погода. Послал Юр. во Всероскомдрам, сам отправился во "Время". Встретил Юр. Ему дали довольно много. Покупали галстухи. Во "Времени" бодрятся и бойко ликвидируют дела. Смирнов не пришел. Пригласили Бена. Все было хорошо. Читал свой дневник. Ал<ександр> Ал<ександрович> хотел предупредить меня, что в III-ем томе воспоминаний Белый меня обливает помоями, нельзя ли что сделать. По словам Бена, то же, что и прежде он говорил в своем манифесте, ни больше, ни меньше.³³ Но какие-то тучи скучиваются на моем и без того не очень ясном горизонте. Завтра, м<ожет> б<ыть>, будет нас снимать в Летнем саду Михайлов.

18 (с<уб>б<о>т<а>)

Хорошая погода с ветром. Как в старину, встретились с Юр. в Летнем саду. Там чисто, насажены цветы, наставлены новые скамейки, вода чистая, небо ясное, пыли нет. Потом пришел Михайлов с аппаратом, потом Ал. Ал., потом бродили, снимались на соблазн всех граждан. Потом нашли нас родители, Христина и Ал<ексей> Ив<анович>, гуляли и с ними, вроде как летом и настоящие люди. Утром они встретили Катиш,³⁴ <на> Андр<еевна>³⁵ провожать Евг<ения> Серг<еевича>³⁶ и делить квартиру. -³⁷ Сомов ей только что прислал письмо с выкройками. Вообще жизнь идет. Вообще занятие какое-то европейское, немецкое, только не хватало зайти на выставку или выпить пива. Дома поспали. Потом Смирнов. Рассказывал о перипетиях с путевкой, об "Acad<emia>" и т. д. Грозного пока мало. Радлов официально еще не ушел из театра. Был дождь. Все хорошо.

24 (п<я>тн<ица>)

19-го числа совершенно неожиданно припадок. Хорошо, что Юр. вернулся вовремя из Детского. Как я ему обрадовался. Но я, очевидно, был в беспамятстве, хотя свой собственный хрип, по-моему, помнил все время. Я не слышал, ни как приехала скорая помощь, ни как мне делали впрыскивания, очнулся только, когда Юр. вернулся с подушкой. Только тогда меня раздели. Оказывается, доктор говорил, что никакой надежды, что это агония. Бедный Юр.: бегать по аптекам за подушкой, когда не знаешь, в каком я состоянии дома. Лежу дома своими средствами. Юр. уходит ненадолго, ездил в Детское. Приходил Леве и Левитин с цветочками. Купил мне Юр. в конце концов подсвечники, себе часы. Лежать как-то веселее, конечно, чем в больнице, но не так организованно. Немного занимаюсь, читаю с упоением "Вильгельма Мейстера". Как-нибудь все наверстаю.

25--2 7 (<суббота, воскресенье,> понед<ельник>)

Кое-кто посетил меня, кое-кто звонил. Юр. немного угнетает меня с режимом, главное, с голодом, но последние дни тоже смирился. Ругается на всяких посетителей, даже за всякие мысли о чем-нибудь веселом. Сегодня выходил в первый раз бриться. Веселый дождь с солнцем. Домой привел Смирнова. У нас убрано, подметено. Всё -- Юр. Мамаша притащила каких-то несъедобных вещей. Очень хорошо читаю "Вильгельма Мейстера". Вечером Юр. во избежание пущих зол поил меня даже вином. Хорошо поужинали. Ласточки уж улетели.

Башня (продолжение). С первого же моего прихода на Башню во время Сомовского сеанса вопрос о дружбе моей с Вяч. Ив. был решен. И его филологические восторги, и его творчество, его Гетеанство,³⁸ его всегда блестящие спекулятивные построения, даже его капризность, обидчивость, вспышки гнева, где было немало наигранного, все мне нравилось. Конечно, больше всего у него в характере было общего с Бальмонтом и у Бальмонта с ним.³⁹ Они могли долго и серьезно обсуждать, кто из них бирюзовый, а кто из них вечеровый, любили напиваться, при всей своей бородатости и волосатости, чувствовать и держать себя эфеминированно, иногда в качестве "дерзких" срывать и свои, <и> чужие одежды,⁴⁰ вообще безобразить. У Брюсова все это выходило более дубовато, да и на практике он стеснялся таких эксцессов. Белый испокон веков был симулянт, пасквилянт и импотентная истерика,⁴¹ а Блок вообще ничего не замечал,⁴² Сологуб,⁴³ посмеиваясь, ограничивался обывательскими садистическими сеансами⁴⁴ (да и то позднее, когда была уже Настя Чеботаревская,⁴⁵ когда они дружили с Судейкиными и Евреиновым⁴⁶).

Мы (т. е. Сомов, Нувель и я, иногда Бакст) очень часто бывали на "Башне", но в остальную нашу хронику Ивановы входили очень мало. Это было бы слишком громоздко, важно, неповоротливо, а часто не представляло бы им никакого интереса, вроде наших эскапад в Тавр<ический> сад и т. п.^{47 48} но, кажется, не имели никакого понятия о том, с какого конца это начинается. Не знаю, кому принадлежала инициатива, но все время у них была тенденция привлечь кого-то третьего для обоюдного супружеского благополучия, но при неукротимой ревности Зиновьевой и неисправимом профессорском ухаживании за каждой посетительницей (пожалуй, в потенции даже за каждым посетителем, во всяком случае, пол при этом не играл почти никакого значения, была общая эротическая атмосфера лекционного красноречия. Более локализованно было это у Зелинского) со стороны Вяч. Ив., конечно, ничего выйти не могло. Посетительниц у Вяч. Ив. была масса. Несмотря на то, что Лид. Дм. и прислуга по ее наущению, даже и швейцар Павел, их всеми способами изничтожали, все-таки они не уменьшались. Принимая во внимание, что Вяч. Ив. меньше, чем часа два говорить вообще не мог, и принимал поодиночке, то всегда в гостиной до глубокой ночи ждала очередь, как у зубного врача. Я думаю, что разговоры часто бывали однородные, так что легко можно было один разговор вести на 20 человек, но tete a tete было обязательным условием. Если курсистка придет справиться, когда начнутся лекции, и то Вяч. Ив. наедине беседует часа три. Ходили курсистки, теософки и психопатки. Последних очень мало, но бывали вроде дамы Бриллиант,⁴⁹ которая ходила по великим людям за зародышем.⁵⁰ Она хотела иметь солнечного сына от гения. Перед визитом она долго обсуждала, чуть ли не с мужем, достаточно ли данное лицо гений и порядочный человек (это почему-то тоже входило в условие). Так она безуспешно ходила к Андрееву, Брюсову и Евг. Вас. Аничкову и добрела до Вяч. Ив.,⁵¹ но тут Лид. Дм. услышала из соседней комнаты желание странной посетительницы и запустила в нее керосиновой лампой. Весь кабинет вонял керосином дня три. Иногда выступал на сцену и муж дамы⁵² (каж<ется>, зубн<ой> врач), довольно атлетического сложения, для воздействия на недостаточно смелых гениев. Опять не знаю, кому пришла мысль придать нашим встречам большую организованность, и мы учредили секретное общество для развлечений под названием "Гафиз".⁵³ Несмотря на то, что общество это просуществовало очень недолго, влияния и последствий для нашего кружка оно имело немало.

28 (вт<о>р<ник>)

Не выходил. Погода прекрасная. Чувствую себя удовлетворительно, но как-то не слишком. Во время послеобеденного сна приходил какой-то иностранец. Обещал зайти в 5 часов. Все ломал голову, кто бы это, т. е. от кого бы, да не привез ли чего. Оказывается, совершенно непонятное явление. Какой-то Бен Янович Штрассен(бург) из Ковно, никогда не бывавший в Петербурге. Пять лет тому назад в Цюрихе видел Вяч. Ив. -- вот и вся причина его появления. Совершенно непостижимый визит. При нем явился Бен. Этот все хлопочет, чтобы не рассказывали Ек<атерине> Конст<антиновне>⁵⁴ о его проводах Бернер. Думал, что я здоров, беседовал в страшно мажорных тонах. Так я и не выходил. Собеседовал со мной и Каплун, только мамаша сейчас же приползла и участвовала в разговоре тем, что или не понимала, или не соглашалась с сообщениями из Сибири,⁵⁵ или находила, что погода, местоположение, реки, законы не таковы, какими должны были бы быть. Это похоже на собственное мнение.

Новые места. При всем своем сидячестве и консервативности я обожаю новые места, не столько новые места, сколько новые перспективы, point de vue. {Точку зрения (фр.).} Езда на лошадях или теперь в автомобиле, когда можно остановиться каждую минуту, представляется мне одним из главных наслаждений существования. А еще лучше ходить пешком. По-моему, эти путешествия немецких студентов, подмастерий и т. п. -- небесная выдумка в смысле вольной, дружеской, бесцельно деятельной и воздушно творческой, восторженно воспринимающей природу, жизнь, людей, искусство -- дороги. Города, села, реки, луга, горы, зори, ночевка всегда в новом месте -- то, вчерашнее, уже отошло в темное прошлое. Так три месяца -- как огромная жизнь, как "Orbis pictus". И так исходить страну! Вот это -- поучение, это ученичество.

Дома. Сидеть дома -- бабье дело. Проходя мимо какой-то дачи, заросшей подсолнечниками и желтыми георгинами, слышал, как на всю (очевидно, пустую) квартиру распевала девушка. Сидела и шила. Скучно и привлекательно, и аппетитно, и никого не надо. Ребенку приятно сидеть около нее, всё кажется интересным: и как она вдевает нитку, и втыкает иголку в полный бюст, и отгоняет мух, и переставляет ноги на скамеечке, и икает -- все полно таинственного значения и интереса. У мужчины этого не выйдет. Домашнее дело -- царство мамок и нянек. Я видел в окне чердака кошку: как она мылась, ловила мух, смотрела на кровельщика, укладывалась спать -- как аппетитно, как чудесно. И никого ей не надо, она рада, что одна. Мужчина один в доме изнывает, женщина чувствует себя хозяйкой и царицей. "Мужик с собакой на дворе, а баба да кошка дома". Дом караулить -- девчонки и бабки, не мужчины же, мальчишка, тот убежит, а дед так тоже в пивную поплетется, а не убегут, так будут изнывать. Хотя, с другой стороны, мужчина самостоятелен, а женщина всегда коллективна, выделяется коллективом, она влюбиться и то без подруг не умеет.

29 (среда)

Серовато. Юр. поехал в Детское. Чувствую себя очень ничего. Даже не выходил. Юр. вернулся рано, но какой-то расстроенный. Начал перевозить понемногу свои и О. Н. вещи. Звонил Басманов, Левитин и Маланчиков.

30 (ч<е>тв<ерг>)

⁵⁶ Забегала Надина.⁵⁷ О Гомере мрачно для меня. Все полны съездом, о Западе через правительственные очки, о Горьком, Толстом, Маршаке,⁵⁸ о Малом театре. Я совсем везде не причем.⁵⁹ Сережино устройство уже какое-то дикое. Утром брился. Был Левитин и Мосолов.⁶⁰ Все очень далеко от меня.

Организованная жизнь. Всякий раз, как я возвращался из Европы в Россию, меня поражало разгильдяйство, распущенность, отвислые губы и животы у уличной публики. Так и в самой жизни. Чтоб жизнь кой-как стояла на ногах, была и другим интересна, и себе почтенна, и не противна, нужно ее организовать, то есть урезать здесь, прибавить там, все учесть и придать ей целесообразность. Может быть, надо взять себе раз навсегда какой-нибудь пример, образец, идеал. Часто приходится играть роль, воображать себе, что "делаешь дело", творишь, "имеешь успех", "ведешь красивую жизнь", чтобы внедрить это в собственное сознание, только тогда и сам будешь верить, и другие поверят. Легкая, веселая и счастливая жизнь это не безболезненный самотек, а трудное аскетическое самоограничение и самовоображение, почти очковтирательство, но только так жизнь может быть активна и продуктивна. Боюсь только, не отлетит ли тогда от жизни то, что называется жизнью, и не впадет ли она в производственный кризис. Но есть люди, органически неспособные на это. В сущности, эта неспособность должна была бы быть, считаться за положительное свойство их характера, но смотреть на них со стороны, получать от них заражение, зарядку, аппетит к жизни, труднее. Они не действуют. Для влияния нужна организованная жизнь. И в этом отношении Над<ежда> Конст<антиновна>, скажем, аппетитнее для других живет, чем Анна Дмит.⁶¹

Вечера в Павловске. Юр. к нам ездил каждый почти день, но уезжал рано. К нам в сад долетала музыка, не из зала, конечно, а с площадки. Я подолгу ходил и слушал. Валентина Серг. и Олег бегали по вокзалу, ища приключений, потом их рассказывали и смеялись. Мне это казалось мизерно и уродливо, вроде оргий Агашки Сазонова,⁶² но романист с шикарной установкой мог бы извлечь из этого многое. "Красивая жизнь" это вроде "русской души", "современности" и блохи, поймать ее трудно, если только она не сознательное надувательство.

31 (п<я>т<ница>)

Не выходил и много спал. Разобрал ноты. Погода серая. Вечером пришел Лев<итин> с цветочками. Очень хорошо, хотя и экономически, посидели. Юр. бегал к Домбровским. Чувствую себя не очень плохо, хотя впечатление "не у дел" после вчерашнего посещения Ходасевич у меня не проходит.

Парикмахерская. Италия более всего мне вспоминается или на репетициях Муз<ыкальной> Ком<едии> (еще на Невском),⁶³ когда солнечный весенний день (хотя, в противоположность Италии, там никто петь не умеет), или в парикмахерских. И в шикарных, и затрапезных. Там и безделье, и сплетни, и одеколон, и какие-то завсегдатаи, как из комедий Гольдони. Всегда очень жизненно действует. Особенно прежде. Теперь, со введением мастериц и с женской стрижкой, производимой в мужских залах, все утратилось. Впечатление постной физкультурности и пролетарски сознательного отношения к похабным сторонам флирта лишают парикмахерские игры, а придают им какую-то мрачную чепуху.

31 (с<уб>б<о>т<а> [пятница])

Юр. уехал в Детское. Кое-что мне надо забыть. Погода серенькая. Никуда не выходил. Звонил мне Державин⁶⁴ "Двух Веронцев", и я позвал Петрова посидеть. Потом уж сам по себе, и довольно некстати, вдвинулся Нельдихен со своими горями и своей пьесой.⁶⁵ Да, приходила днем, как видение, когда я спал, Лидочка Степ<ановна>, сестра Прокоф<ия> Степан<овича>. Вычищенный ее сын здесь на курсах физкультуры, и она не может устроиться. Не знаю ли я, вот чудачка! Даже показывала мне карточку своего моряка. Печальные вести о племянницах: у Лиды умер муж, Володя Томбеллини -- выслан.⁶⁶ У нее лицо даже стало менее перекошенным и менее черным.

Мост. Когда из прорезных рощ с полянами, залитыми солнцем, из этих елисейских полей мы выехали на шоссе, перед нами открылась какая-то украинская картина. Широченный пыльный взъезд на пыльный железнодорожный мост, под мостом какие-то лавки, вроде шинков, и еврейские хибарки. Широкое пыльное шоссе с поместительными облупившимися особняками или совсем выветрившимися дачными fantaisies. {Фантазиями (фр.).} Сады, как кладбища, трущобные, одновременно и пыльные, и сырые. Устье полотна похоже на овраг, вдали поля, и еще более вдали, как видение, -- крепость, бастионы, башни, терема, все белое с красным. "Комиссаровка" и военный городок. Полное соответствие с Федоровским городком.⁶⁷ Две игрушки: солдатики и игра в попов, дьяконов. Но жуткие, не милые, не уютные игры. Городок этот -- часть Софии -- София тоже какое-то выдуманное место. По-моему, там, кроме казарм и упраздненных присутственных мест, ничего нет. Никто там не живет, и всё, несмотря на каменные постройки, нарочно. Совсем другое, чем Цар<ское> Село. Или еще похоже это на какой-то Геркуланум, на город спящей красавицы, но и при пробуждении там одни барабаны, гауптвахты да чиновники. Еще бы туда пустить институты. Подходит там жить Збруеву, Кривичу,⁶⁸ да и то, если бы они сошли с ума.

Примечания

Август

¹ ГИХЛ -- Государственное издательство художественной литературы, образовано в 1930 году на базе слияния литературного сектора Госиздата РСФСР и издательства "Земля и фабрика". 21 июля 1934 года постановлением СНК РСФСР "Об издании художественной литературы" на основе слияния ГИХЛ и его Ленинградского отделения с издательствами "Время" и "Мир" образован Гослитиздат.

² По формулировке советской исследовательницы, ""Время" разделило судьбу других кооперативных издательств, изживших себя к началу тридцатых годов. В 1934 г. издательство прекратило свою работу" (Шомракова И. А. Издательство "Время": 1922--1934 гг. // Книга: Исследования и материалы. М., 1968. Сб. 17. С. 202). Ср. письмо редактора издательства Г. П. Блока Кузмину:

1.VIII. 1934.

Многоуважаемый Михаил Алексеевич.

К сожалению, не можем исполнить Вашу просьбу, т<ак> к<ак> с сегодняшнего дня Издательство "Время" уже не существует, и все имущество его передано вновь образованному Гос<ударственному> Издательству Худ<ожественной> Литературы.

Шлю Вам сердечный привет.

Ф. 232. Оп. 1. Ед. хр. 117. Л. 1а).

³ Об отставке С. Радлова с поста главного режиссера ГАТОБа "по его просьбе" было объявлено 26 декабря 1934 года. См.: Вечерняя Красная газета. С. 2; Zolotnitsky D. Sergei Radlov. The Shakespearian Fate of a Soviet Director. [S. I.], 1995. P. 112. (Russian Theatre Archive. Vol. 4).

⁴ Подразумеваются романы Гете "Годы учения Вильгельма Мейстера" (1793--1796) и "Избирательное сродство" (1809).

⁵ "Великий Кофта" (1792) -- комедия Гете, направленная против графа Калиостро (Джузеппе Бальзамо; 1743--1795), основавшего в Париже систему масонских лож "египетского ритуала"; Калиостро возглавлял их под именем Великого Кофты. "Клавиго" (1774) -- драма Гете. "Кат. Мур<р>" -- "Житейские воззрения кота Мурра" ("Lebensansichten der Murr", 1819) -- последний роман Гофмана.

⁶ Зеест Ольга А. -- балерина, знакомая Ю. А. Бахрушина.

⁷ Константин Алексеевич (1900-- после 1990) -- в 1920-х годах актер Экспериментального театра, впоследствии драматург.

⁸ Имеются в виду: Дмитрий Сергеевич Михайлов (1895--1952), племянник К. А. Сомова, в 1934 году преподаватель Военно-морского училища им. Фрунзе, и его жена с 1926 года Е. А. Михайлова (урожд. Степанова), преподавательница английского языка.

⁹ София -- город, учрежденный по приказу Екатерины Великой в 1780 году; упразднен Александром I в 1808 году; в 1835 году восстановлен в качестве части Царского Села.

¹⁰ Д-34 -- Балуев. Возможно, имеется в виду Валуев Алексей Алексеевич (1849--1904), однокашник М. И. Чайковского по Училищу правоведения, адресат лирических стихотворений А. Н. Апухтина, впоследствии мировой судья Дисненского округа.

¹¹ "Фауст" "Вражья сила" (1871) -- опера А. Н. Серова; "Демон" "Тангейзер" (1845) -- опера Вагнера.

¹² Ларионов Иван Петрович (1830--1889) -- родился в Перми, в 1849 году окончил 1-й Московский кадетский корпус. С 1858 года записывал в Саратове народные песни. В 1879--1880 годах преподавал пение в музыкальных классах Саратовского отделения Русского музыкального общества, позднее в Женском институте. Автор двухактной оперы "Барышня-крестьянка" (премьера 14 марта 1875 года в Петербурге), нескольких романсов и хоровых обработок народных песен. В 1877--1888 годах -- сотрудник "Саратовского листка" по вопросам музыки. В 1886 году -- саратовский корреспондент "Музыкального обозрения". См. о нем в воспоминаниях антрепренера П. М. Медведева: "В Саратове я в первый раз встретил в лице И. П. Ларионова настоящего музыкального критика (что в провинции редкость), а кто не знает, как критика нужна для публики, для антрепренера и для артистов. <...> Критика <...> уважаемого И. П. Ларионова спокойная, он учит понимать массу, что такое опера, какую мысль проводит композитор в своей опере, что изображает оркестр, хоры и потом уже общая беспристрастная оценка исполнителей. -- Спасибо Вам, Иван Петрович, и в лице Вам подобных да здравствует разумная критика и ее представители" (Автобиография Петра Михайловича Медведева. Казань, 1886. С. 19).

¹³ (псевд. Нивлянский) Григорий Андреевич (1854--1888) -- композитор, пианист, музыкальный и театральный критик, переводчик и автор мелодекламаций. Пасхалов Виктор Никандрович (1841--1885) -- композитор, жил в Саратове в 1867--1871 годах.

¹⁴ См. подробнее наст. изд., с. 112.

¹⁵ "Madame L'Archiduc" "Калиф на час" (1874) -- опера-буфф Оффенбаха.

¹⁶ "Не брани меня, родная..." (конец 1840-х -- начало 1850-х) -- песня на стихи А. Е. Разоренова. "Сладко пел душа-соловушко..." (1831) -- песня на стихи И. И. Лажечникова (из романа "Последний Новик"). См.: Песни русских поэтов. Т. 1. С. 479--480, 633. Т. 2. С. 99--100, 451.

¹⁷ Правильно: "Русская XVI века" (1852) -- популярное в народных театрах "драматическое представление из частной жизни наших предков в 3 отделениях" П. П. Сухонина.

¹⁸ Миклухо-Маклай Николай Николаевич (1846--1888) -- путешественник, этнограф, антрополог и зоолог. Имеются свидетельства о посещении Миклухо-Маклаем Саратова в 1869 году (см.: Собр. соч.: В 6 т. М., 1996. Т. 5. С. 34, 36); о позднейших его визитах в Саратов у нас нет сведений.

¹⁹ Мордовцев Даниил Лукич (1830--1905) -- писатель, историк и публицист, в 1844--1850 годах учился в саратовской гимназии, в 1856--1864 годах редактировал "Саратовские губернские ведомости", в конце 1860-х -- начале 1870-х годов служил правителем канцелярии саратовского губернатора. Ровинский Сарасате (Sarasate-y-Navascues) Пабло де (1844--1908) -- испанский скрипач и композитор; гастролировал в Саратове 28 и 29 декабря 1883 года. Маргерит Жозефин Дезире Арго (1835--1907) -- французская певица, выступала в Саратове 22 и 25 декабря 1879 года.

²⁰ Оскар Юльевич (1887--1975) -- живописец, театральный художник, в 1919 году оформил постановку пьесы Кузмина "Счастливый день, или Два брата" в Мастерской Передвижного театра.

²¹ Клевер Мария Юльевна (1878--1967) -- художница, сестра О. Ю. Клевера.

²² Витольд Игнатьевич (7--1939) -- библиотекарь Академии наук.

²³ Вероятно, Вайнштейн Самуил Осипович, заведующий редакцией газеты "Шахматный листок", и его жена.

²⁴ Каннегисер (в замужестве Пайерльс; 1908--1983) -- падчерица переводчика И. Б. Мандельштама, двоюродная сестра Леонида Каннегисера, сотрудница Главной геофизической обсерватории; была знакома с Кузминым с детства: она или ее сестра Нина (1909--1982) упомянуты в Д за 28 января 1921 года (см.: Дневник 1921. С. 441; см. также: О М. А. Кузмине / Публ. Н. Г. Князевой и Г. А. Морева // Искусство Ленинграда. 1990. No 9. С. 63--67). В начале 1930-х годов Е. Каннегисер "вышла замуж "в Англию"" (КГ) и жила в Лондоне.

²⁵ Возможно, Резников

²⁶ Ольга Семеновна Некрасова -- писательница (в 1910 году Кузмин рецензировал ее роман "Утро жизни" (СПб., 1910) (А No 9. С. 33--34)), жена А. К. Яновского (см. примеч. 31, наст. изд., с. 281).

²⁷ В этот день Кузмин записал стихи в альбом Е. П. Летковой-Султановой, став одним из его последних вкладчиков:

Многоуважаемой Екатерине Павловне Султановой

В потоке жизненных обид,
Не соблюдая хронологии,
Хранят и ум, и свежий вид.
И в памяти навек останется

Вы -- неустанная избранница
Средь угасающих химер.

Детское Село.

13 августа 1934.

От души благодарю Вас, Екатерина Павловна, за Ваше существование

(Нечаев В. П. Листая альбом... С. 91).

²⁸ Мать Андрея -- Александра Дмитриевна Бугаева (урожд. Егорова; 1858--1922).

²⁹ Любовь Дмитриевна Блок (урожд. Менделеева; 1881--1939) -- в 1903--1921 годах жена А. А. Блока.

³⁰ Речь идет об Пономарькове (1883--1967) -- композиторе и преподавателе Московской консерватории. В 1918--1920 годах Пономарьков написал оперу, либретто которой основывалось на кузминской пьесе "Сестрица Аленушка, братец Иванушка" (1916; см.: Театр IV. С. 403--405). Впоследствии неоднократно обращался к Кузмину с предложениями вновь написать либретто, в частности по пьесе "9 января" (письмо от 16 апреля 1925 года: РГАЛИ. "Капкан" (письмо от 18 июля 1932 года: ЦГАЛИ СПб. Ф. 437. On. 1. Д. 102. Л. 2), и наконец, по роману П. Мельникова-Печерского "В лесах" (письмо от 17 декабря 1932 года: РГАЛИ. Ф. 232. Оп. 1. Ед. хр. 335. Л. 11: "На слова других поэтов я писать не могу"). В начале 1933 года Кузмин согласился начать работу над либретто по роману Мельникова-Печерского, но фактически не приступал к ней, несмотря на постоянные напоминания Пономарькова; в июле 1933 года он объявил Пономарькову об отказе от либретто, предложив передать этот заказ Н. А. Клюеву (см. письмо Пономарькова к Кузмину от 18 июля 1933 года: В ответ на повторную просьбу Пономарькова ("Еще раз простите, но расстаться с Вашей поэзией мне так же тяжело, как расстаться с любимым человеком, с которым уходит все заветное" (Там же)) Кузмин уклончиво просил подождать до 7 января 1934 года (см. письмо Пономарькова к Кузмину от 16 декабря 1933 года: ЦГАЛИ СПб. Ф. 437. On. 1. Д. 102. Л. 4). Последующие обращения Пономарькова к Кузмину также были, по-видимому, связаны с этим нереализованным замыслом.

³¹ Яновские (1898--1942), в 1934 году -- сотрудница Сектора западноевропейского искусства Эрмитажа. Соседи Кузмина по подъезду (ул. Рылеева, 17, кв. 3).

³² Лихачев Иван Алексеевич (1902--1972) -- литературовед, переводчик и поэт. Окончил отделение романо-германской филологии Ленинградского университета в 1925 году, с 1927 года служил в Военно-Морском флоте, преподавал английский, немецкий и голландский языки в вузах Ленинграда, был начальником кафедры иностранных языков Военно-морского инженерного училища им. Ф. Дзержинского, возглавлял Секцию искусства Испано-Американского общества (основано в 1929 году). Печатался как переводчик с 1925 года. Подробнее о нем, а также публикацию его стихотворений 1930-х годов см.: Никольская Т. Из воспоминаний об И. А. Лихачеве // РМ.

³³ Андрей Белый (наст. имя и фам. Борис Николаевич Бугаев, 1880--1934) умер 8 января. Рукопись первой части последнего тома его мемуарной трилогии (На рубеже двух столетий. М., 1930; Начало века. М.; Л., 1933; Между двух революций. Л., 1934), где речь идет и о Кузмине, была сдана им в декабре 1933 года в Издательство Писателей в Ленинграде; здесь, очевидно, с ней могли познакомиться А. А. Смирнов и Б. К. Лившиц (книга вышла в апреле 1935 года; см. коммент. А. В. Лаврова к изд.: Белый А. же. С. 174,175). Там же (С. 187) -- отчасти в связи с Кузминым -- упомянут и "манифест" Белого: статья "Художник -- оскорбителям", опубликованная в журнале "Весы" (1907. No 1. С. 53--56); Кузмин имел все основания отнести на свой счет следующий, например, пассаж из нее: "На вас, либералы, буржуи, эстеты, кадеты, блудницы и блудники, бездельницы и бездельники многие, на вас<...> оргиасты и педерасты, садисты и проч. -- как бы вы себя ни называли, -- на вас опрокинули мы слово наше строгое, как бы слово пророка, -- кипящее слово ярости" (С. 54).

³⁴ Екатерина Васильевна Трофимова -- подруга Е. А. Михайловой, преподавательница английского языка.

³⁵ Михайлова (урожд. Сомова; 1873--1945) -- художница-прикладница, сестра К. А. Сомова. 26 октября 1925 года на праздновании 20-летия литературной деятельности Кузмина выступала с исполнением его романсов (см.: К ХХ-летию литературной деятельности Михаила Алексеевича Кузмина. Стр. не нумерованы). Ср. письмо Кузмина к А. А. Михайловой от 11 мая 1930 года: "Многоуважаемая Анна Андреевна. <...> Не только как сестра обожаемого мною Константина Андреевича, одного из немногих всемирных гениев (как он поморщился бы от таких "больших" слов), не только как человек, связанный с воспоминаниями о лучшем и блестящем моем времени, но как живой, артистический и свободный человек -- вы навсегда мне близки и дороги. Время как-то потеряло теперь значение, и промежуток времени, что я Вас не видал, ничего не изменил. Анна Андреевна, я очень хотел бы Вас видать" (цит. по публ. А. Г. Тимофеева: НЛО. 1994. No 6. С. 274).

³⁶ Евгений Сергеевич Михайлов (1897--1975) -- брат Д. С. Михайлова, кинооператор, уезжал в командировку в Батум.

³⁷

³⁸ См.: "Русский Фауст" Вячеслава Иванова / Публ. М. Вахтеля // Минувшее. Вып. 12. С. 265--273; Wachtel M. Russian Simbolism and Literary Tradition: Goete, Novalis, and the Poetics of Vyacheslav Ivanov. Madison, Wiscontin, 1994. P. 21--108.

³⁹ Об отношениях Иванова с Константином Дмитриевичем (1867--1942) см.: Дешарт О. Введение // Собр. соч. I. С. 71--74. 13 января 1912 года в "Бродячей собаке" Кузмин приветствовал находившегося в эмиграции Бальмонта на заочном чествовании в связи с 25-летием его литературной деятельности (текст поздравительного адреса опубл. А. Г. Тимофеевым: на 1991 год. С. 56); 30-летнему творческому юбилею Бальмонта, в 1920 году вновь оказавшегося в эмиграции, Кузмин посвятил статью в "Жизни искусства" (1920. 16 марта. С. 1--2). Бальмонт, в 1910 году дополнивший свой экземпляр "Сетей" пародийными маргиналиями (см.: СС III. С. 619--620), в 1916 году откликнулся на 10-летие литературной деятельности Кузмина "солнечным посланием" (Фрид С. "Привал комедиантов": Х-летие М. А. Кузмина // Биржевые ведомости. Веч. вып. 1916. 30 окт. С. 4; его текст также приведен в работе: Конечный А. М., Мордерер В. Я., Парнис А. Я., Тименчик Р. Д. Артистическое кабаре "Привал комедиантов" // ПК

⁴⁰ Перефразированы известные строки стихотворения К. Бальмонта "Хочу" из сборника "Будем как солнце" (1902).

⁴¹ Характеристика Кузминым Андрея Белого, несомненно, результирует негативные моменты их неровных литературных взаимоотношений. Сколько можно судить, их личное общение протекало бесконфликтно: писатели познакомились в начале сентября 1906 года; по возвращении в Москву из Петербурга 30 января 1908 года Белый благодарил Кузмина "за "Мудрую встречу" и за музыку", слышанную им на Башне (заключительную строфу третьего стихотворения из цикла Кузмина "Мудрая встреча" (декабрь 1907 года) Белый взял эпиграфом к своей "четвертой симфонии" "Кубок метелей" (М., 1908)); в конце января -- начале марта 1910 года и в январе--феврале 1912 года Белый гостил на Башне, постоянно общаясь с Кузминым, записал стихотворный экспромт с упоминанием "песен Кузмина" в альбом В. Шварсалон (см.: А. Стихотворения и поэмы. М.;Л., 1966. С. 466--467 (Б-ка поэта. Большая сер.); ср.: Белый А. Начало века. М., 1990. С. 355), пригласил Кузмина принять участие в "Антологии Мусагета" (СС III. С. 147). Кузмина, однако, раздражала непоследовательность Белого-критика, оценивавшего его тексты в зависимости от изменения литературной ситуации внутри символистского лагеря: ср. рецензии Белого на "Крылья" Кузмина (Перевал. 1907. No 6) и на альманах "Цветник "Ор"" (Весы. 1907. No 6) и замечание Кузмина о "дипломатической стороне статьи Белого <в "Весах">, вдруг потянувшего меня и Городецкого, так недавно ругаемых им" (письмо к В. Ф. Нувелю от 16 июля 1907 года: МК 1995. С. 277); ср. в письме Вяч. Иванова к Брюсову от 4 августа 1907 года: "Андрей Белый имеет низость хвалить Кузмина, как он делает это в рецензии на "Цветник Ор", после всего, что он писал о нем раньше в строках и между строк" (ЛН. "мистического анархизма", явившегося в 1906--1908 годах предметом контроверзы между "Весами" и Башней (см., например, следующий пассаж в письме Кузмина к Сомову от 19 февраля 1908 года: "Читали Вы <...> пасквиль Белого на Вяч. Иванова?" (Отдел рукописей ГРМ. Ф. 133. Ед. хр. 233. Л. 1; курсив наш. -- Г. М.; возможно, имеется в виду опубликованная в No 5 "Весов" за 1907 год статья Белого "Штемпелеванная калоша"); ср. также слова Вяч. Иванова об "истериках и судорогах Андрея Белого" (1907; цит. по: Неопубликованные материалы Вяч. Иванова по поводу полемики о "мистическом анархизме" // Лица: Биографический альманах. М.; СПб., 1993. Вып. 3. С. 476; курсив наш. -- Г. М.)). Некоторые особенности критической манеры Белого, зачастую избегавшего прямого указания имени оппонента и ведшего полемику между строк, вызвали в 1912 году, после публикации в редактировавшемся Белым журнале "Труды и дни" усеченной рецензии Кузмина на "Cor Ardens" Вяч. Иванова и псевдонимной заметки Белого "О журавлях и синицах", направленной, в частности, против Кузмина (см.: Богомолов Н. А. "Cor ardens" Вяч. Иванова в оценке М. Кузмина) // Philologica. 1994. Т. I. No 1/2. С. 135--148), печатную отповедь со стороны последнего. В "Письме в редакцию" "Аполлона" Кузмин, имитируя специфические особенности стиля Белого, специально останавливался на "маскированной статье Cuntator'a (псевдоним Белого. -- Г. М.)", который "все время занимается кивками и намеками без адреса и анонимно, чтобы всегда иметь возможность или отпереться в адресовании, или сказать: "На воре шапка горит". Всем известна эта манера по "Весам", где в пространство посылались "сволочь", калоша, щенок etc." (A. 1912. No 5. С. 56--57; обыграны строки из стихотворения Белого "Отчаянье" (1908) и название его статьи "Штемпелеванная калоша"; ср. также стилистику статьи Белого "Художник -- оскорбителям" (см. примеч. 33, наст. изд., с. 281) и полемический отклик Кузмина на нее в статье "Художественная проза "Весов"" (А. 1910. No 9. С. 41; 1-я паг.)). Собственно творчество Белого оценивалось Кузминым довольно скептически: от дневниковой записи за 11 января 1907 года ("читали "Возврат" Белого. Грубейшая бесвкусица" (МК 1996. С. 139)) и целящего, по-видимому, в тот же "Возврат" иронического выпада в статье "О прекрасной ясности" (А. 1910. No 4. С. 6; ср.: Корецкая И. В. "Аполлон" // Русская литература и журналистика начала XX века: 1905--1917: Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М., 1984. С. 221; ГасЕще раз о прекрасной ясности: Эстетика Михаила Кузмина в зеркале ее символического воплощения в поэме "Форель разбивает лед" // Studies. P. 108) до критических разборов начала 1920-х годов ("Духовная раздробленность и мелькание делают почти жутким весь блеск и химическое искусство Белого" (Кузмин М. Мечтатели // ЖИ. 1921. 29 июня -- 1 июля. С. 1); "Из художников, пришедших в панический тупик, первый, безусловно, Андрей Белый" (Кузмин М. Письмо в Пекин // Абраксас. Пб., 1922. Нояб. С. 59) и др.; ср. также недатированную эпиграмму Кузмина "Андрею Белому": С. 139--140; источник текста не указан). 1 июня 1926 года (Д) Белый встречался с Кузминым в Ленинграде у С. Д. и С. Г. Спасских (см. примеч. 15, наст. изд., с. 345) и тогда же подписал коллективное письмо "В защиту достоинства советской критики" (Вечерняя Красная газета. 1926. 14 июня. С. 4), призванное защитить Кузмина от газетных нападок.

⁴² О биографических и литературных связях Кузмина и Александра Александровича Блока Шмаков Г. Г. Блок и Кузмин: (Новые материалы) // Блоковский сборник. Тарту, 1972. Вып. II. С. 341--360; Письма М. А. Кузмина к Блоку и отрывки из дневника М. А. Кузмина / Предисл., публ. и коммент. К. Н. Суворовой // ЛН. Т. 92. Кн. 2. С. 143-- 174. Ср. также следующий пассаж в письме О. Н. Гильдебрандт к В. А. Милашевскому 1972 года: "М. Ал. был несравним с Блоком, как несравним розовый и голубой цвет, роза и лилия, утро и вечер. Я была на этом вечере и за столом в Доме Иск<усств> (имеется в виду празднование 15-летия литературной деятельности Кузмина в 1920 году. -- Г. М.). любил К. как поэта. Но что меня удивляло. К. Блока не любил, как не любил Лермонтова, Баратынского, и даже не особенно Тютчева. Вероятно, другая стихия" (МАА; речь Блока см.: Блок А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1962. Т. 6. С. 439).

⁴³ О взаимоотношениях Кузмина и Федора Кузьмича (наст. фам. Тетерников; 1863--1927) в 1907 году см.: Cheron G. F. Sologub and М. Kuzmin: Two letters // WSA. 1982. Bd. 9. S. 369--375. В 1914 году Кузмин участвовал в издававшемся Сологубом журнале "Дневники писателей"; к 40-летию литературной деятельности Сологуба им была написана статья "Сумеречная Дульцинея", в которой юбиляр характеризовался как "один из задушевнейших и подлиннейших поэтов" (Театр. 1924. 22 янв. С. 4); Кузмин принял участие и в посвященных памяти Сологуба вечерах Союза писателей 5 марта и 2 апреля 1928 года (см.: Ф. Сологуб и Е. И. Замятин: Переписка / Вступит, ст., публ. и коммент. А. Ю. Галушкина и М. Ю. Любимовой // Неизданный Федор Сологуб. М., 1997. С. 388).

⁴⁴ "Атмосфера насилия и унижения, в которой вырос Сологуб, серьезно повлияла на его психику. Суровым обращением, доходящим до жестокости, Татьяна Семеновна (мать Сологуба. -- Г. М.) стремилась воспитать в сыне христианские добродетели. <...> Постепенно он сам стал приходить к мысли о необходимости физического страдания, очищающего душу, стал стремиться к физической боли <...> что в конечном результате, как можно предположить, привело к развитию у него садо-мазохического комплекса" (Сологуб Ф. Цикл "Из дневника" (Неизданные стихотворения) / Публ. М. М. Павловой // Ежегодник М. М. Из творческой предыстории "Мелкого беса": (Алголагнический роман Федора Сологуба) // DV. 1993. No 9. С. 30--54).

⁴⁵ Анастасия Чеботаревская (1876--1921) -- писательница, критик и переводчица, жила с Сологубом с осени 1908 года.

⁴⁶ Евреинов Николай Николаевич (1879--1953) -- режиссер, теоретик и историк театра, драматург, с 1927 года жил в Париже. Говоря о дружбе Сологубов с Судейкиными и Евреиновым, Кузмин имеет в виду несомненную эротическую компоненту этих отношений, отчетливо проявившуюся, например, в посвященных Судейкиной стихах Сологуба (см.: "Коломбина десятых годов..." С. 80--85; Тименчик Р. Ольга Глебова-Судейкина: Первое приближение. С. 215, 218. Об отношениях Сологубов с Судейкиной см. также: Два письма О. А. Глебовой-Судейкиной / Публ. и примеч. И. Кравцовой // НЛО. 1994. No 7. С. 220) и отмечавшуюся современниками в театральном сотрудничестве Сологуба с Евреиновым -- автором нашумевшей постановки в марте 1909 года в Литейном театре "драматической сказки" Сологуба "Ночные пляски", включавшей, между прочим, "пляски" 12 полуобнаженных королевен-босоножек, поставленные М. М. Фокиным. По словам С. Ауслендера, "смелость костюмов королевен (непрофессиональных балерин) была искуплена и не посрамлена, опровергнув ворчливые предсказания о скандале новоиспеченных блюстителей строгости и чистоты нравов" (Золотое Руно. 1909. No 4; цит. по: М. А. Волошин и Ф. Сологуб / Публ. В. П. Купченко // на 1974 год. Л., 1976. С. 161). Постановка Евреинова и Фокина и "самые танцы" были одобрены Сологубом в письме к Волошину от 12 марта 1909 года (Там же). Незадолго до спектакля Сологуб втолковывал одной из его участниц Н. В. Крандиевской: "Не будьте буржуазкой <...> вам, как и всякой молодой женщине, хочется быть голой. Не отрицайте. Хочется плясать босой. Не лицемерьте. Берите пример с Олечки Судейкиной. Она -- вакханка. Она пляшет босая. И это прекрасно" (Там же. С. 159). См. также статью Евреинова "Нагота на сцене" в одноименном сборнике (СПб., 1911). Ср. в воспоминаниях О. Н. Гильдебрандт: "Не знаю, как уезжала О. А. <Глебова-Судейкина> из России <...>. Помню, что она "гулила", расставаясь с "Федором Кузьмичем", что-то не совсем серьезное ("Кого теперь Федор Кузьмич по попе хлопать будет?")" (Арбенина О. О. А. Глебова-Судейкина: Неопубликованные мемуарные заметки / Подгот. текста М. Толмачева // РМ. 1995. 19--25 янв. С. 13). Ср. характеристику А. Н. Чеботаревской как"эротоманки":Днееник 1921. 26 сент. С. 489.

⁴⁷ МК 1995. С. 229 и след.; ср. также в Дневнике 1906: "в воскресенье пойдем в Таврический, там можете получить кого угодно, хоть песенника, хоть плясуна, хоть так просто постороннего молодого человека" (С. 419). Любопытно, однако, что, хотя Кузмин ретроспективно и исключал Ивановых из сугубо гомосексуально ориентированного круга, в конце 1900-х годов восприятие современников было иным. См., например, запись в дневнике М. Волошина от 20 сентября 1907 года: Эллис (Л. Л. Кобылинский) "заговорил при Брюсове: почему Вячес<лав> Иван<ов> так восторгается Городецким. Брюс<ов> ответил ему: "Знаете, Лев Львович, нельзя быть таким наивным. Кто же не знает, в каких отношениях Вяч. Ив<анов> и Городецкий?" Эллис не вполне поверил и спросил приехавшего Нувеля. Тот засмеялся ему в лицо: "Вы совсем наивное дитя <...>. Наша жизнь -- моя, Кузмина, Дягил<ева>, Вячесл<ава> Ив<анова>, Городецкого -- достаточно известна всем в Петербурге"" (Волошин М. Автобиографическая проза. Дневники. М., 1991. С. 269). О попытках создания Кузминым и Нувелем осенью 1907 года "общества в роде Гафиза, без Ивановых, нашего" (Д, МК 1995. С. 104) см.: МК 1995. С. 104 и след.

⁴⁸ Сабашниковой (1882--1973) -- художницей, женой Максимилиана Волошина в 1906--1907 годах, ставшие биографической основой цикла Иванова "Золотые Завесы" (1907), вошедшего позднее в сборник "Cor Ardens" ( М., 1911. Ч. 1). О "любовно-влюбленных" отношениях Зиновьевой-Аннибал и Сабашниковой и о собраниях осенью 1906 года на Башне "женского" кружка "Фиас" см.: МК 1995. С. 75--76, 95--96. См. также: Дневники Иванова 1909 года и комментарии к ним О. Дешарт: II. С. 774--779, 808--810), а также письма Иванова к Сабашниковой, опубликованные Г. В. Обатниным (Ежегодник на 1991 год. С. 159--161); Богомолов Н. "Башни" Вяч. Иванова // Europa Oriental. 1997. Vol. XVI. No 2. С. 207--220; Дневник В. К. Шварсалон лета 1909 года / Публ. Н. Богомолова // Ibid. С. 221--248; ср.: Волошина-Сабашникова М. В. Зеленая змея. СПб., 1993. С. 154--167. О попытках "образования <Ивановыми и Городецким> духовно-душевно-телесного "слитка" из трех живых людей" (. [Комментарии] // Собр. соч. II. С. 756) см.: Там же. С. 743--765.

⁴⁹ Имеется в виду Надежда Дмитриевна Санжарь (1875--1933) -- писательница, автор книг "Записки Анны" (СПб., 1910), "Заколдованная принцесса" (СПб., 1911), "По-своему" (М., 1916) и др. См. о ней: Письма Н. Д. Санжарь к А. А. Блоку/ Вступит, ст., публ. и примеч. А. Е. Заблоцкой // Лица. Вып. 7. С. 79--111; "Задирать нос выше мозга", или "почему люди такие дряни?" (Письма Н. Д. Санжарь к А. С. Суворину, Вяч. И. Иванову, А. А. Блоку и А. С. Серафимовичу) / Подгот. текста, публ., вступит, заметка и примеч. А. А. Аксеновой // Philologica. 1996. Т. 3. No 5--7. С. 313--358.

⁵⁰ "Дан ли зародыш. Не скупитесь" (Блоковский сборник. Вып. II. С. 373).

⁵¹ Ситуация исчерпывающе прокомментирована А. Е. Заблоцкой: "весной 1907 года у писательницы возникает идея -- "дать нашему обществу моего человека <...>, чтобы дети здоровых, сильных, человечных людей вытеснили бы, в конце концов, убогих выродков" (Санжарь Н. Записки Анны. Указ. изд. С. 130--131). С просьбой стать отцом ее будущего ребенка Санжарь обращается к выдающимся, по ее мнению, современникам -- в частности к профессору Ф. Д. Батюшкову и <...> В. И. Иванову. Последнего заинтересовал ее необычный поступок (ср. письмо Санжарь к В. Иванову от 13 мая <1907 года>: "Так Вы на меня не рассердились. Вас не возмутило мое "нахальство" <...> вы хотите со мной говорить, да еще о многом. Вы хотите меня знать, меня понять?")" (Лица. Вып. 7. С. 82; ср.: Philologica. 1996. Т. 3. No 5-7. С. 337).

⁵² Семен Моисеевич Бриллиант (1858--1931) -- литератор и переводчик. См. о нем: Лица. Вып. 7. С. 81; Philologica. 1996. Т. 3. No 5--7. С. 338.

⁵³ "Гафиз", существовавшего на Башне весной 1906 -- летом 1907 года, стала предметом детального исследования Н. А. Богомолова. Наиболее содержательный вариант см.: МК 1995. С. 67--98.

⁵⁴ Екатерина Константиновна Лившиц (урожд. Скачкова-Гуриновская; 1902--1987) -- с 1921 года жена Б. К. Лившица.

⁵⁵ Борис Гитманович (1894--1937, расстрелян) -- брат С. Г. Каплун, жены поэта С. Д. Спасского (см. примеч. 85, наст. изд., с. 368), в 1918-- 1920 годах -- сотрудник Петросовета, в 1922--1923 годах -- управляющий делами петроградского Промбанка. С 1924 года жил в Москве, в 1934 году -- сотрудник Народного комиссариата путей сообщения; в этом качестве в 1932--1934 годах был командирован в Иркутск (см. об этом в воспоминаниях О. М. Грудцовой и в комментариях к ним А. Л. Дмитренко: Минувшее. Исторический альманах. М.; СПб., 1996. Вып. 19. С. 36--40, 126).

⁵⁶ Басов Виктор Семенович (1901--1946) -- театральный художник, с 1933 года постоянный сотрудник С. Радлова. Бондаренко Федор Пименович (1903--1961) -- театральный режиссер, ученик и сотрудник С. Радлова, директор Театра-студии под управлением С. Радлова.

⁵⁷ Константиновна Шведе-Радлова (урожд. Плансон, в первом браке Шведе; 1894--1944) -- живописец, автор портрета Кузмина (начало 1930-х годов, ИРЛИ). С 1924 года жена Н. Э. Радлова. См. инскрипт Кузмина Радловым на книге "Форель разбивает лед": "Дорогим Надежде Константиновне и Николаю Эрнестовичу Радловым с искренней благодарностью за привет и ласку, которая прибавляла мне силы и бодрости в такой мере, как Вы сами не подозреваете, нежно преданный М. Кузмин. Март 1929. С большим аппетитом мечтаю о своем долге перед Вами, Надежда Константиновна, главным образом, потому что вещь будет для Вас" (частное собрание; сообщено А. Л. Дмитренко). Посвященные Шведе-Радловой произведения Кузмина неизвестны.

⁵⁸ Первый Всесоюзный советских писателей открылся в Москве 17 августа 1934 года докладом М. Горького о советской литературе. А. Толстой и С. -- также делегаты съезда -- выступили с содокладами о драматургии и о детской литературе соответственно 27 и 19 августа. Литературе Запада был посвящен доклад К. Радека "Современная мировая литература и задачи пролетарского искусства" (24 августа). Имя Кузмина не было упомянуто на съезде.

⁵⁹ О съездовских днях, проведенных в Москве, В. М. Ходасевич вспоминала позднее так: "Иностранных гостей Алексей Максимович принимал в Горках. Присутствовали многие члены нашего правительства. В столовой был ужин, проходивший очень взволнованно и интересно. Говорили речи. Меня Алексей Максимович просил сесть рядом с Мальро, благо я говорю по-французски, развлекать его и переводить, что будет нужно. Очень хорошо говорили Арагон, Эльза Триоле, испанская писательница Мария-Тереза Леон и многие другие" (Портреты словами. С. 258).

⁶⁰ Мосолов Борис Сергеевич (1888--1941) -- актер, режиссер и литератор; "один из первичных друзей моих", по характеристике Кузмина на подаренной Мосолову рукописи "Курантов любви" (см.: Театр IV. "в кругу Кузмина не ранее 1913 года" (Там же) ошибочно -- Мосолов познакомился с Кузминым в 1906 году (Д), будучи одним из друзей Вяч. Иванова (стихотворение Иванова, посвященное Мосолову и не вошедшее в цикл дружеских посвящений "Лепта" в сборнике Иванова "Нежная тайна" (СПб., 1912) по сугубо техническим причинам, опубликовано Г. В. Обатниным: Наше наследие. 1992. No 25. С. 79--80). В 1914--1915 годах Мосолов печатался как рецензент в издававшемся при ближайшем участии Кузмина альманахе "Петроградские вечера" (Кн. 3,4); ему посвящен рассказ Кузмина "Соперник" (1914). Богатый свод материалов о Мосолове см. в комментариях Р. Д. Тименчика к переизданию воспоминаний Вл. Пяста: Встречи (по указателю).

⁶¹ Ср. в КГ: "У нее <Н. К. Шведе> с Анной Дм<итриевной Радловой> всегда были счеты. Анна Дм<итриевна> про Над<ежду> К<онстантиновну> и Николая, шедших в театр: "Густой обыватель пошел". Над<ежда> К<онстантиновна> держалась "светской" стороны дома и быта".

⁶² Агашка Сазонов -- по справедливому предположению Р. Д. Тименчика (см.: НЛО. 1995. No 16. С. 342), речь идет о писателе круга Е. Нагродской Михаиле Георгиевиче Сазонове, в 1914 году секретаре Кузмина (Д; см. воспоминания Георгия Иванова: Г. Собр. соч.: В 3 т. М., 1994. Т. 3. С. 333), авторе книги рассказов "Уродливая маска" (Пг., [1916]).

⁶³ Театр Музыкальной комедии со времени открытия осенью 1919 года и до переезда в здание бывш. Народного дома в сентябре 1929 года помещался на проспекте, 56 (в 1934 году пр. 25 Октября).

⁶⁴ Державин Константин Николаевич (1903--1956) -- литературовед, литературный и театральный критик, переводчик. После окончания романо-германского отделения факультета общественных наук (1925) и аспирантуры (1927) Ленинградского университета был уполномоченным Всесоюзного общества культурной связи с заграницей (ВОКС) по Ленинграду (1927--1931), в 1930--1932 годах учился в аспирантуре АН СССР; печатался с 1919 года, автор монографии о Шекспире (Харьков, 1926) и книги о любимом немецком киноактере Кузмина Конраде Фейдте (Державин К. Н. "Женитьба Фигаро" Бомарше (декабрь 1934 года; см.: АК. С. 224), а затем "Два веронца" и "Много шума попусту" Шекспира (май 1935 года; см.: Там же. С. 225). См. письмо Державина к Кузмину:

Дорогой Михаил Алексеевич!

По зрелому размышлению наша Дирекция все-таки остановилась на постановке "Много шуму попусту". Если Вы не возражаете против этого -- позвольте препроводить Вам текст соглашения, заменяющего договор на "Жен<нитьбу> Фигаро". Подпишите, пожалуйста, все три экземпляра, один оставьте у себя, а два верните нам.

Я увеличил сумму гонорара против договора на "Жен<итьбу> Фигаро" до 1500р. (500р. + 1000 -- полученных по "Ж<енитьбе> Ф<игаро>")

(ЦГАЛИ СПб.

Дорогой Михаил Алексеевич!

Если можно -- пришлите, пожалуйста, текст перевода "Много шуму попусту". "Два веронца" будут Вам возвращены на днях.

(Там же. Л. 2).

⁶⁵ "Фокифон" (1923; сохранилась корректура этой вещи: Лесман. С. 162). Одно стихотворение Нельдихена 1934 года ("Плоды") опубликовано Л. Н. Чертковым (Чертков Л. Из забытой русской поэзии XX века // Континент. 1985. No 43. С. 362--363).

⁶⁶ Лидия Степановна Мошкова (?--1940-е) -- сестра Мошкова (1867--1938), мужа сестры Кузмина Варвары. Племянницы Кузмина: Лидия муже Николае Михайловиче Тезейкине см.: НЛО. 1993. No 3. С. 159) и Варвара (1894--1982). Владимир Прокофьевич (?) -- муж В. П. Мошковой; писал стихи.

⁶⁷ Федоровский городок -- строился в 1912--1914 годах по проекту архитектора С. С. Кричинского как комплекс служебных зданий, примыкающих к царскосельскому Федоровскому собору, центр Общества возрождения художественной Руси и Музей древнерусского искусства и зодчества. Во время Первой мировой войны использовался как госпиталь.

⁶⁸ Кривич Мюнхен, 1961. С. 13--16), прозаик и критик, сын И. Ф. Анненского, хранитель архива и своеобразного поэтического культа Анненского в Царском Селе. В 1930-х годах, нуждаясь и болея, работал над мемуарной книгой об отце, оставшейся неоконченной (см.: Лавров А. В., Тименчик Р. Д. Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях // ПК 1981. С. 65-- 68, 85--116). Ср. характеристику Кривича, данную Д. С. Усовым в письме к Э. Ф. Голлербаху от 29 декабря 1933 года: "В. И. -- несомненно живой , а ему хочется быть чем-то большим" (РНБ. Ф. 207. Ед. хр. 94. Л. 37).