Дневник 1934 года.
Декабрь

Декабрь

1 [(суббота)]

Хотя спал хорошо, но все-таки не выходил и остался небритым, как черт. А пришел Костя и вечером Петров.¹ Читал ему, все-таки дневничок трюх, трюх идет себе, но все больше кажется, что недолго ему продолжаться. Вечером сообщили, что убили Кирова.² Это может быть чревато последствиями.

Зима. Зима могла бы считаться невнимательностью солнца, оплошностью с его стороны, хотя, с другой стороны, в зимние ясные дни солнце дает такую роскошь красок, и освещения, и обещаний, и игры, какой никакое лето не дает, конечно. Вспоминаю, как я одну зиму ходил через Марсово поле не то в Дом ученых, не то на сеансы к Н<иколаю> Э<рнестовичу>.³ Тогда я часто у них бывал. Была почему-то очень часто ликующая погода. Вообще, эту дорогу я до сих пор люблю. Что-то еще связано с этой дорогой. Надежда Конст<антиновна>. Странное дело. Она представляет какое-то петербургское общество, а А. Дм. и не общество, и не Петербург, какая-то фигура, и<ли> Керчь, или Таганрог. Никакого детства, родственников, друзей. А у Шведе всё в кузинах, фотографиях, каких-то друзьях детства, в адмиралах. У нее есть общество, и даже общества (несколько). Это уже опять по ее "общественной" подлости. У Ан. Дм. просто собирают "народ" несколько раз в год, а потом случайных людей, будто их наобум пригласили из телефонной книги. Кто ее друзья: Смирнов и Чудовский, но разве они играют какую бы то ни было роль в хронике ее жизни? Вот еще очень петербургское общество -- Покровские. И опять как-то не подходят к Радловым. Это даже распространилось на Сережу. Он начал дни проводить на теннисе и между тем не кажется теннисистом, как общественное положение. Н[адежда] К[онстантиновна], кажется, вообще не играет в теннис и кажется присяжной теннисисткой, как Геркен. Теперь, по-моему, Н[адежда] К[онстантиновна] немного растрепалась, а в ту зиму, когда были Прутковы,⁴ Пельтенбурги,⁵ Никитины,⁶ у нее было крепкое общество. А как все растеряли Ельшины!

2 (воскр[есенье])

Утром была одышка, потом все прошло. В первый раз выходил бриться. Ничего получилось. Приехал Сережа, но он Таирова даже не видал, а о "Дон-Жуане" ни слуху ни духу. И спал опять ничего себе. Был у Юр. Пуцилло. Смерть Кирова все-таки внесла какую-то растерянность в совершенно, по-видимому, незаинтересованные круги.⁷

3--7(п<о>н<е>д<ельник-->п<я>тн<ица>)

Время идет ничего себе. Чувствую себя прилично и сплю ничего. Говорю по телефону. Немного работаю. Денег не шлют. Видаю мало кого. С большим трудом затаскиваю к себе кой-кого из досужих молодых людей. Впрочем, по собственному почину был Лившиц. Сегодня Юр. ходил по телефонным и карточным делам. У меня бубнил сначала Нельдихен, потом на минуту зашел Степанов. У них новости всегда будто как на Рождестве. Юр. с О. Н. пошли к Гоголицыным на имянины. Хотя он и звонил, что скоро придет, но я лег спать. Там всегда как-то зверски пьют, вроде как у Кубланова.⁸ Пришел, конечно, выпивши. Утром хотел выйти, но такой туман, что и здоровому-то не очень бы хотелось выходить.

Длина времени. Время теперь не только воочию тянется, как во время всякого скучного житья, но каждый отдельный период времени кажется более солидным и значительным, как в детстве. М<ожет> б<ыть>, оттого, что более внимательно отношусь ко всяким мелочам и более жду отдаленных пунктов.

Распря. Почему живые боятся мертвецов и питают к ним отвращение? Потому что при полном сходстве, почти тождестве, с живыми у тех есть коренное и таинственное различие -- отсутствие жизни. За это-то сходство и мстят. Как смеешь быть похожим, когда по сути не тот. Узурпатор, шпион, обезьяна. Оттого ненависть между мужчинами и женщинами (половое обладание -- это добыча, победа и насмешка, а не понимание и слияние, с обоих сторон издевательство), распри между расами, народами, животными и птицами. Месть и обида за сходство. Потому, думается, и покойники к живым не очень-то благожелательны.

<у>б<бо>т<а>, в<оскресенье>)

Все так же. Сегодня выходил бриться, ел печенку и хуже спал. Нужно ли это ставить в связь? Не хочется. Никого не было и никуда не звонил. Был в "Междун<ародной> книге", но что-то ничего хорошего там не нашел. Репертуар тоже какой-то чахлый. Мелко о "Пиковой Даме", "Веселой Вдове",⁹ где-то ученический Моцарт и Дебюсси. Вчера был Петров, потом Лихачев. Сидел, как нанятой, целый вечер и еще бы просидел, если бы я его не протурил. Рассказывал о своих платонических романах. Играл я немного.¹⁰

Виндзор. Наши мальчики сделали эскизы для "Виндзорских кумушек".¹¹ Ничего себе, ловко, ярко и даже весело, но сплошь темные краски (коричневые, синие и вишневые), и город теснится, как куча камней на совершенно лысых скалах, на [...] Это -- Виндзор? Где сплошной парк с лужайками, ивы, лунный свет, эльфы и хмель? Говорят, что такая сцена, что не переносит никакого изображения зелени. Странная сцена, ограниченная в таких простейших потребностях, как сад или лес. Положим, Ходасевич без всякого требования со стороны театра для романтичной, архилесной, валторновой, зеленой чащи 2-го д<ействия> "Телля" ухитрилась изобразить какую-то лесную нору с иудиными деревцами, где сове присесть негде. Большего несоответствия между музыкой, ситуацией и декорацией я не помню.¹²

9 <(воскресенье)>

Вечером никого не было. Да я уже писал об этом.

10 (по<не>д<ельник>)

Темно страшно. Весь день было ничего, а спал неважно. Был у нас Басманов. Юр. собирался к Козьмину, но прокалякал с О. Н. Прибежал рано, потом опять убежал. Что-то все препирался, и на ночь, и поутру. С телефоном дело вышло, но, в общем, нет денег, продаем книги, и большое закисление.

Рождественские дома. Есть квартиры, куда очень приятно звонить по телефону перед вечер<ом>. Кажется, что там тепло, дожидаются обеда, прислуга, дети собираются в театр, особенно балет. Приятно и поехать, приятно и остаться дома. Кто-то в кабинете занимается историей или историей литературы. Комплекс полной (не роскошной, не красивой), но благоустроенной и уютной жизни. И голоса оттуда какие-то подбодряют, спокойные и уверенные. А то звонишь в какие-то пыльные аббатства с мышами или проходные дворы, то революционные, то богемные, то содержанские. Или просто личность в безвоздушном пространстве без всякого окружения.

Саратовские дачи (продолжение). У попа мы жили как-то, не сообщаясь с соседями, да и сообщаться-то было не с кем. Жил сам батюшка, да один год Доброхотовы. Дачи были в таком густом вишеннике, что ничего не видно было за пять шагов. К этой даче относятся воспоминания о приезде тети и о знакомстве с Царевскими. Тетя была младшей сестрой мамы. Она была самая ветреная, самая бестолковая и самая некрасивая из сестер. С детства она была очень болезненна, ей все время что-то вырезали, и к природной картавости присоединилась такая косноязычность, что ее трудно было понять, тем не менее она обожала декламировать, читать вслух газеты с выражением и петь без малейшего слуха. Писала она и какие-то стишки, поэму про похождения бабушки, эпиграммы и т. п. Была страшная франтиха и модница. Был у нее характер и уживчивость, т. е. необидчивый, веселый, отходчивый и общественный, с другой стороны, вздорный. Она любила без толку кричать, не разобравши дела. Но все, кто как-нибудь от нее зависели, любили ее разносы, т<ак> к<ак> сейчас же вслед за ними она старалась загладить впечатление удвоенной уступчивостью. Она все время жила у чужих, гостила у подруг, знакомых, родственников, особенно часто у Мартыновых (не знаю, не родственн<иков ли> сомовской "Дамы в синем" и убийцы Лермонтова).¹³ Наконец, вышла за Нефедьева, он был какой<-то> шалопай из хорошей семьи и служил одно время исправником в городе Холиц, потом частным приставом в Калинкиной части. Не знаю, было ли это повышение или понижение. Разойдясь с тетей, он служил в Московской полиции, и когда умер, тетя объявила себя полковницей, т<ак> к<а>к, мол, если бы Илья Леонтьич продолжал служить, так был бы полковником. Она обожала начинать какие-нибудь аферы и находиться у кого-нибудь при видимом командовании в полном рабстве. Обычно в рабстве она находилась у детей, но не всегда. Была она в рабстве у своих племянников, Мити и Кости Ларионовых, у студента-нигилиста и афериста Н. П. Прибыльского, пыталась быть у меня, была у Сережи Ауслендера, у финского старика Лундмана, у караима Шишмана, с которым она открыла табачную лавочку, у семейства Кудрявцева, в недрах которого она и окончила свою ветреную, бестолковую и многолюбящую жизнь. В предст<авлении> тети Лизы, место исправника было чем-то вроде губернаторского. Она привыкла, чтобы к ней тащили жареного и вареного, а она бы без толку на всех покрикивала. Ларионовы у нее жили, а на зиму в казенную квартиру у Калинкина моста приезжали и мои сестры, учившиеся в Петербурге, а одну зиму и брат мой Алексей. Их там кое-как содержали, за ними не смотрели и довольно дорого брали за каждую мелочь. Самая неопределенная графа была: церковь, развлечения и баня. Вели они себя, как хотели, только когда сестра стала по наружному карнизу из одного окна третьего этажа переходить в другое, так вступился уже дядя, находя, что это дискредитирует солидность его квартиры, как частного пристава. Там у молодежи бывали всякие революци<онеры>, к которым и тетя не оставалась безучастной. В это время тетя и была у попа на даче, у Беляева, она к нам не ездила, кажется, дядя <её> уже бросил. По крайней мере, саратовские дамы относились к ней подозрительно и к себе не звали. Франтила она более, чем когда бы то ни было, и подмазалась к папе, чтобы тот дал какие<-то> деньги ее анархисту и позволил ему приехать. Читались его письма. "Драгоценнейшая тетя Лиза, если Вы исполните прошение вашего скудоумного Николашки, св. Петр так распахнет Вам двери в рай, что вы сможете въехать на целой четверке". Папа письму не смеялся, но денег дал. Прибыльского поселили на чердаке.

12 (вт<о>р<ник>)

Чудная погода. Ходил бриться, задыхался. Юр. еще возвращался смотреть, как я обошелся. Но потом все обошлось. Был дурашка.¹⁴ А наши были на вернисаже, потом у Федорова. Вечером у Лившицев. Заходил Ал. Ал. Смирнов. Ничего особенно хорошего не сказал. У Лившицев ничего было, очень миленькие мальчишки, хотя и малы страшно. Юр. проводил меня. О. Н. осталась и сидела уже одна. А я прекрасно спал.

13 (ср<еда>)

Чудесно чувствую себя. Звонил безуспешно куда-то. Погода роскошная. Был Левитин. Вечером вдруг является Леночка Мясоедова.¹⁵ Ах, какая старуха, она даже по дворам пела. Действительно, какая-то изобретательница. Звонила Люля и Ал. Ал. Степанов. Чувствую себя несколько хуже, чем вчера, но все-таки ничего себе.

Прибыльского поселили на чердаке. Он был похож на Вл. Ад. Нагродского, только в крайнем упадке. Лицо в сифилитическом размягчении, шепелявый и азартный говор, маленький рост, мочальная бороденка, широкий сюртук в пуху, страшная развязность в разговорах с папой, обидчивость, уничтожающий сарказм по отношению к укладу жизни, разливаемый, главным образом, перед прислугой, -- и двадцать четыре года. Женщины не могли его видеть равнодушно. Падали пачками, так что ему оставался только труд подбирать их, как треснувшую грушу. Жил он у нас недолго. Куда-то торопился по таинственным делам, вроде московских нигилистов. Тетя мне очень нравилась и чуть было не заменила в моем сердце моего репетитора Валентина Зайцева, высокого молчаливого гимназиста, руки которого я не выпускал во время обеда и прогулок. Я часто сидел во время тетиного одеванья с ней в комнате. Сколько там было подкладок, крахмальных под<д>ерж<ек>, крысьих хвостиков, накладок и т. п. Интересовали меня вышитые галстучки, которых было множество всяких цветов, и два гарнитура, аметистовый и янтарный, и разные отдельные брошки. Духов не помню. К нашему приезду из Саратова тетя уже купила вместе с Андр. Ив. Лундманом дачу в Удельной около Озерков. Тогда (1885) думали, что Озерки будут модным местом, и покупка там участков была до некоторой степени аферой. Как известно, ожидания эти не оправдались. Мы слышали об этом смутно, о существовании и взаимоотношениях тети к старому чухонцу, и ехали туда с большой опаской. Ехали мы вообще, как большинство русских провинциалов, катастрофически. А тут еще тетя все сделала шиворот-навыворот. В гимназию меня не определила, квартиры нам в городе не нашла, а перетащила к себе в Удельную, где было холодно, сыро, еще не благоустроенно, а Андрей Ив<анович> ходил, куря везде трубку, хлопал дверьми и чертыхался. Скоро мы уехали. А потом умер и Лундман, на имя которого тетя поспела-таки перевести весь дом, и она начала судиться о его наследстве. Вела дело она сама, просудила все деньги, весь дом, из-за которого то ликовала, то впадала в отчаяние, постоянно приезжала к нам с ночев<кой> и переписывала кляузные бумаги собственного сочинения, которые читала мне вслух. Во время болезни отца она что-то не приезжала к нам (что-то солила, огурцы или тому подобное), папа рассердился и, когда она приехала наконец, не захотел ее видеть. Так и умер. На похоронах она так рыдала, хваталась за гроб, за косяки, что кумушки, не зная взаимоотношений, думали, что это какая-нибудь обманутая жертва, хоть отцу было 75 л<ет>, а ей под пятьдесят. Тетя думала было привязаться ко мне в качестве рабыни-командирши, но это как-то не вышло, а тут вскоре родился Ауслендер, тетя переехала к сестре и запряглась в воспитание Сережи. Воспитывала она его самым фантастическим образом, но действительно вкладывала в это дело все свои бестолковые чувства и всю свою энергию. Когда сестра вышла замуж за Мошкова, тетино царство как-то пошатнулось, да скоро они и уехали. По склонности к праздношатайству, ничегонеделанью и трепотне Сережа и тетя Лиза были такая слитная пара, что лучше и желать нельзя было. Тетя вела еще и чужие кляузные дела и таскала Сережу по судам. Вид ею постепенно приобретался городской сумасшедшей. Тогда она перешла к Кудрявцевым, поселила нас у себя, разгородила свои дачи на крохотные, никуда не годные каморки и начала новую жизнь. Кудрявцева была когда<-то> у тети горничной и выдана ею же за паспортиста. Отношение, как к благодетельнице. Воспитала сначала сына Васю; женив этого, воспитала Полю, попутно выдала замуж девочек, которыми мало интересовалась, кого за дьякона, кого за моряка, кого за полицейского. Сначала их всех содержала, потом они ее содержали и, действительно, покоили ее нетребовательную старость. У них она и умерла уже в начале революции.

14--15 (п<я>т<ница>, с<у>б<бота>)

Собирал сведенья о театре. Все весьма неблагоприятно. Сережу ушли начисто. Дранишников восстановлен. Тот же Пиотровский. Чуть ли не искореняют следы Сережиного царствования. Пожалуй, при таком положении дел и мои текстики полетят к черту, тем более что какие-то хористы и солисты отказываются переучивать "Кармен". Явился уже зачем-то Смолич. Левик мажорен, впрочем, он всегда громогласен, "не молчит" в радости ли, в горести ли, но mit Posaunen und Trompeten. {Со скандалом и шумом (нем.).} "Дон-Жуана" отложили, да и потом я на Мейерхольда менее всего надеюсь после "Дамы с камелиями".¹⁶ "Много шума" в Москве отложено. Здесь ни о ней, ни о "Строптивой" -- ни слуху ни духу -- не могу добиться толку. Вот мои театральные дела. Асафьев, конечно, сейчас же сделался неуловим. Костя приехал, не очень удачно ездил. Таиров изменениями удовлетворен. "Академия" денег не шлет, как могила. Все это не повышает моего настроения. И потом я, как Кика,¹⁷ нахожу, что у нас какой-то беспорядок и мусорность для того, чтобы быть "хорошим мальчиком". Ничего что-то не выходит из моего Оксфордизма, а без этого трудно что-нибудь делать. Мне звонили разные люди. Жирмунский, Смирнов, сообщения о Шпете и т. п.

16 (воскресенье)

Сон к деньгам, а звонил только [...] насчет 60 рублей из Радиоцентра. За телефон Шпитальники и Клавдия не заплатили, могут выключить, а пострадаю из-за этого, главным образом, я. Был Костя, много и смешно рассказывал про Москву. По телефону охали и ахали с Ал. Ал. Смирновым об участи Сережи Радлова. Чувствую себя, с ежедневной одышкой, но без припадков, ничего себе. Только бы ходить и выходить было можно, и все было бы в порядке.

17--19 (пон<едельник>--среда)

Денег не шлют. Чувствую себя ничего себе. Кое-кто бывает. Узнавал о "Строптивой". Сторицын и Смирнов чего-то сплетничают. Не надо их слушать. Приехал Сережа Радлов, но нет Ан. Дм. Впрочем, были и не совсем обычные визиты. Лившиц с женой, Великанов.¹⁸ Пишет музыку на мои слова. Каждую ночь бывает кашель и одышка. Вернее, каждое утро. Юр. иногда начинает все тот же разговор о моей болезни и моем леченьи. Парикмахер предложил приходить иногда на дом, но с деньгами решительно не знаю как и быть.

Стандартные мальчики. Кика Лившиц на упреки родителей заявил, что в "таком доме" и не может быть хорошего мальчика, всякий мальчик сделается плохим. Когда его спросили, что значит "такой дом", он стал говорить ребяческий вздор, что его все время кормят мясом и маслом, что давно не было ремонта, что тесно, никого нельзя принять и т. п. Одним словом, что дом, по его мнению, недостаточно благоустроен, чтобы требовать от своих обитателей благоустроенных добродетелей, как повиновение, уважение к старшим, вежливость и т. п. Конечно, хамство и жестокость говорить такие вещи, но, по существу, он прав. Неблагоустроенные семьи могут требовать только личных, исключительных достоинств личности, а не тех, которые даются воспитанием и средой. И "хорошие" мальчики (м<ожет> б<ыть>, по существу, дряни и эгоисты) могут быть в буржуазных и кулацких семьях, а в богемных или пролетарских должны быть хамы, звери и неврастеники (хотя, по существу, могут быть и святыми, и героями). И потом, как всякая вещь, добродетель требует времени, и иногда просто некогда быть хорошим человеком в стандартном значении этого слова. А при самообнаруживаньи это всегда и бывает.

20 (п<я>тн<ица>)

Денег не шлют. Ан. Дм. почему-то прикатила раньше, письма моего не получила, Розанов все ждет, в "Academi'и" звонили Гершензону,¹⁹ но отчего они ничего не отвечают. Это делается скандальным. Вечером был Лихачев и передавал поразительные новости о театрах от Соллертинского. Звонила Асафьева,²⁰ зовя сегодня на "Фонтан". Не знаю, что будет, как все восстановлю: дела, деньги, здоровье, личную жизнь и творчество?

Был неожиданный проливной дождь и темнота, и близкая ночь. Вдруг к нам постучались и попросились на ночлег незнакомый господин с мальчиком. Если бы я тогда уже читал романтические английские романы, мне бы показалось, что они одеты в плащи или пледы. Но они были просто мокрые и жалкие, как чушки. Кроме того, господин так зарос курчавой черной бородой, начинавшейся где-то выше бровей, что нельзя было разобрать, какого он возраста, хорош или дурен, худ или толст, весел или угрюм, почти что пола нельзя было различить. Бородатое существо. Он был поразительно молчалив, но казалось, что это из-за бороды не слышно, что он говорит. Мальчик был без бороды, но тоже молчал и смотрел исподлобья. Он делал все, что делал господин, тот снимет сапоги, и мальчик снимет сапоги, тот сядет к столу, и этот сядет к столу, все в меньших размерах, но с такою же серьезностью. Я смотрел на них во все глаза и ходил за ними следом. Постели уже были сделаны, дача и без того битком набита, но теперь заново стали стелить по полу тюфяки, делить одеяла, стало весело, как на Рождество. Дождь лил как из черной бочки. Утром рано-рано господин с мальчиком ушли. Утро было чудесное, вымытое, все в птицах, в шиповнике, в брызгах. Мне показалось ужасно завидным, как господин с мальчиком идут где-нибудь по дороге. Это и были Царевские, Васил. Ник. и Ваня. Но все дело в Елизавете Ивановне.

26 (среда)

Дневник пропускается большими кусками. Мне лучше, но по утрам ежедневно бывает одышка. Из "Academi'и" немного прислали. Розанов пишет, что вышлют телеграфом, Ан. Дм. собрала на елку нас, Ходасевич и Раковых, но дельного ничего не сообщила, все вертится около Шекспира и важных лиц. На Новый год ждет. Лившицы в Союзе писателей, там открытие клуба²¹ и разливанное море. Все куда-нибудь пристраиваются. Было чествование Ади у Гоголицыных с цыганами и гитаристами.²² Отставка Радлова и разгром "Academi'и"²³ -- два сильных удара по мне. О. Н. что-то хандрит. Всех расстраивают еще перевыборы.²⁴ В ясную погоду прошелся бриться, но понемножку что-то закисал, сам не знаю отчего. Да в сущности, чего же мне особенно-то бодриться?

27 (ч<е>тв<ерг>)

Говорил с Пиотровским насчет моих работ, с Ан. Дм. насчет Нового года, брился, так что будто и дело делал. Погода петербургская, темная и мягкая. Юр. принес <от> Пуцилло все-таки настоящего Уистлера.²⁵ Какой-то подвох там есть, но картинка подлинная. Очень приятно иметь ее в доме. Адриан меня как-то утешил и обласкал насчет Таирова, Мейерхольда и новых даже работ. Вечером пришли Ал. Ал. и Левушка. Очень было уютно и тихо. И спал я хорошо.

Источники. Вещи стимулирующие, дающие нам толчок к открытию целых миров, иногда бывают совершенно ничтожны. Так мне открылась античность, играющая такую центральную роль в моем самосознании и творчестве, через романы Эберса, и подлинные сокровища Эсхила или Теокрита действовали на меня значительно слабее. Именно "Император" и "Серапис". Влияние их можно проследить не только на "Алекс<андрийских> песнях", но вплоть до последних лет.²⁶ Такое же влияние имели на меня явления, конечно, высшего порядка, но тоже довольно "стыдные" -- d'Annunzio и Massenet. Иногда бывают мелкие факты, какое-то изменение погоды, которое воспринимаешь, да которое и на самом деле есть большой психологический переворот, большое открытие. Мне было лет 16. Я был в гостях у скучнейшего гимназического товарища, такого скучного, церемонного, обидчивого и напыщенного, что даже тогда казалось это гурманизмом. И мать его, и две сестры еще больше утверждали непроворотимое мещанство. Две черты все-таки как-то связывали нас: любовь к классикам и богомольность. Жили они, конечно, как и мы, на В<асильевском> О<строве>. Гостей у них не бывало, и были, так тоже какие-то глохлые, меня принимали как персону. Вдруг один раз у них оказались гости, две барышни, которые как-то умели все-таки говорить и смеяться, и видали народ, и потихоньку веселились. Они были самые заурядные барышни, но в том доме показались отдушиной, и я вызвался их проводить вместо хозяина. Идти нужно было через Николаевский мост на Английскую набережную. Был конец августа. Темно и страшно ветрено, ветер, будто из печки. Не поспел я с ними проститься, как полил тропический дождь, черный, как чернила, и теплый, как парное молоко. Мама беспокоилась, я вымок как мышь, но вдруг почувствовал себя не мальчиком, а очень молодым человеком. Этот вечер казался мне какой-то эскападой, почему-то связанной тоже с романами Эберса, и я его помню до сих пор, а барышень тех и не помню, и не видел больше никогда, да и не думал о них. Да и веселье их все состояло в том, чтобы раз в месяц сходить на рядовой спектакль в Мар<иинский> театр или покататься на лодке с двоюродными братьями-реалистами. А казалось это бог весть каким привольем и полнотой.

29 (с<у>б<бо>т<а>)

Досадно, что деньги не шлют, что Юр. не взял какого<-то> пропуска, что Лихачев утащил у меня Байрона, что как-то не могу навести чистоту, что мы не устроены на Новый год. Вот эти досады и ознаменовывают эти дни, а чувствую себя ничего. Еще Демская приходила узнавать, нахожусь ли под наблюдением врача, да ни с того ни с чего известил парикмахер, что завтра придет. Покуда ясно, прислали приглашение на выставку Ходасевич.²⁷ Наши пошли, а я остался и жалел очень. Был Ал. Ал. Смирнов. На Новый год тоже попрется в Союз писателей, но заболел Толстой,²⁸ и многие из его друзей туда не пойдут. А завтра придет к нам Осмеркин, да еще с женой.²⁹ Шпитальники на одну секунду включили "Хованщину",³⁰ сейчас же убрав, чудаки этакие. Приехала Глаф. Викторовна. Юр. перед сном брал ванну.

30 (воскр<есенье>)

³¹ мои собеседники были не на высоте. Ельшиных вообще не было, Смирнов где-то у Франковского,³² Ан. Дм. была как-то надута, сидела, окруженная Ветой и Наташей Казанской.³³ Только один Козьмин сидел, как душечка, и говорил ласково, предложил днем как-то пойти на выставку Ходасевич. Осмеркин рассказывал о фестивале у Пельтенбургов. Их Алеше теперь уже 17 лет, он был очень хорошеньким мальчиком, теперь, по словам О. Н., похож на Петрова, впрочем, она на молодых людей (особенно без роста) не обращает внимания.

31 (понед<ельник>)

Денег так и не прислали. И Розанов отдыхает в Болшево -- это смердящая неудача. Мрачно как-то думаю то о Стрельникове, то о Радловых. Юр. наворожил чего-то, бедный, как фея. О. Н. была мила согласиться на домашнюю встречу. Юр. продал что-то, купил печенки, вина, мы оделись честь-честью и потихоньку встретили. Звонили Степановым и Ельшиным, а еще раньше я Косте, все это подходящие люди, а Лев<итина> не было дома. Читаю почему-то Эдгара По.³⁴ <-го> года.

Примечания

Декабрь

¹ Ср.: "В тот вечер Кузмин пригласил меня остаться после обычного дневного чаепития. Гости разошлись. За бутылкой белого вина мы остались втроем -- Михаил Алексеевич, Ю. И. Юркун и я. По моей просьбе Кузмин сначала играл на рояле и пел слабым, необыкновенно приятным голосом "Александрийские песни" и отрывки из "Курантов любви". Потом он начал читать. В устах Кузмина чтение стихов ничем не напоминало выступления с эстрады. Он читал очень просто, даже несколько монотонно, лишь изредка подчеркивая голосом какое-нибудь слово или оборот речи, без аффектации и распева, совсем непохоже на Мандельштама и Ахматову. Я впервые услышал тогда стихи двадцатых годов, не вошедшие ни в один сборник (в том числе и поразительных "Переселенцев"), а также пьесу "Смерть Нерона" и третью главу "Римских чудес". Читая эту главу, Кузмин пожаловался, что роман о Вергилии пишется гораздо труднее и медленнее, чем "Калиостро". <...> В тот удивительный вечер, о котором я сейчас говорю, Кузмин читал мне чуть ли не до середины ночи. Я не решаюсь рассказывать о своих впечатлениях. <...> Любое описание было бы ниже и слабее тогдашних ощущений. Михаил Алексеевич, должно быть, устал и несколько взволновался после продолжительного чтения. Он вышел проводить меня в прихожую и остановился в дверях, маленький, седой, очень изящный, одетый в короткий меховой тулупчик. Мне навсегда запомнился его силуэт в прямоугольной раме двери. Он напоминал угодника со старой русской иконы -- побледневший и истончившийся, как бесплотный дух. Это было 1 декабря 1934 года" (Калиостро.

² Первый секретарь Ленинградского обкома и Северо-Западного бюро ЦК ВКП (б), член Политбюро ЦК ВКП (б) Сергей Миронович Киров (наст. фам. Костриков; 1886--1934) был убит Л. В. Николаевым выстрелом в затылок в коридоре Смольного в 16 ч. 30 мин.

³ Имеется в виду позирование Н. Э. Радлову во время его работы в апреле--мае 1926 года (Д) (ГРМ). Радлов жил недалеко от Марсова поля -- на ул. Халтурина (бывш. Миллионной), 13. На ту же улицу (д. 27) выходит и служебный корпус дворца вел. кн. Владимира Александровича, в котором с 1920 года располагается Дом ученых.

⁴ Прутковы "сатириконца", печатавшегося под псевдонимом Иван Прутков.

⁵ Пельтенбурги -- Генрих Федорович Пельтенбург, голландский подданый, ленинградский представитель голландской лесоторговой фирмы, принадлежавшей его дяде Л. Г. Пельтенбургу, и его жена Августа Николаевна Николаева, актриса Большого драматического театра. Кузмин бывал у них дома; см. запись в альбоме Н. К. Шведе-Радловой: "М. А. Кузмин 8-го февраля, суббота, 1930 читал "Смерть Нерона" у Гули Николаевой" (собр. Л. Н. Радловой; сообщено А. Л. Дмитренко). См. о них: Толстой Д. А. Для чего все это было. Воспоминания. С. 78.

⁶ Никитин (1895--1963) и его жена Рэнэ Ароновна.

⁷ Сразу вслед за убийством Кирова было объявлено об "ответных" карательных мерах: принято постановление ЦИК СССР об ускоренном судопроизводстве и немедленном приведении в исполнение смертных приговоров (на основании этого постановления в 1938 году будет расстрелян и Ю. И. Юркун). 5 декабря в Ленинграде было расстреляно 36 "бывших белогвардейцев" (см. подробнее: Конквест Р. "кировский поток") к марту 1935 года достигло 60-- 100 тысяч человек; 4000 семей были высланы только в Астрахань (см.: Conquest R. Stalin and Kirov Murder. New-York, 1988. P. 67). Из знакомых Кузмина в "кировском потоке" были арестованы П. И. Басманов (декабрь 1934 года; см. об этом в статье Е. Ф. Ковтуна: Авангард, остановленный на бегу. Л., 1989. Стр. не нумерованы) и П. А. Гагарин (4 марта 1935 года).

⁸ Проза Николая Кубланова ("Адская почта", "Паутина") публиковалась в редактировавшемся Кузминым альманахе "Абраксас" (Вып. 1--3). О. Н. Гильдебрандт вспоминает о нем как о "деятеле по сапожной части" (КГ)

⁹ "Пиковая дама" (1890) -- опера П. И. Чайковского; "Веселая вдова" (1905) -- оперетта Легара.

¹⁰ "Academia":

Уважаемый Михаил Алексеевич!

Прошу Вас сообщить мне точный срок представления нам I тома "Дон Жуана" Байрона в Вашем переводе.

(РГАЛИ. Ф. 629. Оп. 1. Ед. хр. 16. Л. 84; машинописная копия).

Многоуважаемый Дмитрий Александрович.

"Дон Жуана" зависит не только от меня, а также от редактора В. М. Жирмунского, от которого поступит мне на исправление проредактированный матерьял. В настоящее время я просмотрел 3. 000 стр<ок> (всего тысяч 7), на днях поступит ко мне вторая половина, которую я кончу, положим <?>, лишь к 10-му января, а то и раньше. Надеюсь, что примечания и статьи у В. М. будут готовы к тому же времени, так что задержек не предвидится.

(Там же. Л. 85).

¹¹ По воспоминаниям О. Н. Гильдебрандт, оформить оперу О. Николаи "Виндзорские кумушки" (1849) предложил ей Ю. А. Бахрушин, в то время завлит московского Оперного театра (КГ). Ср. в ее записке "Немного о себе" (1979): "В другой раз (1934 г.) показывали мои рисунки -- Станиславскому. Ему понравилось, и мне предложили сделать эскизы декораций (дав опытного макетчика в помощь) -- к "Виндзорским кумушкам" (опера) -- я <...> от одной мысли чуть с ума не сошла" (Художники. С. 153). По просьбе Гильдебрандт заказ был передан К. С. Козьмину и Е. И. Кршижановскому (о ходе работы над оперой см. в их письмах к Бахрушину от 9 апреля и 2 мая 1934 года: ГЦТМ. Ф. 1. Оп. 2. Ед. хр. 201, 202). 11 ноября 1934 года опера была показана Станиславскому. Постановка, однако, осуществлена не была (подробнее см.: Жизнь и творчество К. С. Станиславского: Летопись. Т. 4. 1927--1938. С. 385).

¹² "Вильгельм Телль" в ГАТОБе в 1932 году сама В. М. Ходасевич вспоминала: "Я очень волновалась -- смогу ли оформить такую монументальную, сложно постановочную оперу. (Помогли детские впечатления о путешествии с родителями по Швейцарии.) Времена в театрах были "станковые и фактурные", а режиссерская экспозиция требовала возможностей располагать огромные массы хора и миманса "в горах". Ну и наворотила же я гор (станки), пропастей и ущелий (люки) на четырех планах сцены! А один станок выехал на авансцену" Портреты словами. С. 248).

¹³ Мартынова Елизавета Михайловна (1868--1904) -- художница, ее портрет работы Сомова -- "Дама в голубом" Мартынов Николай Соломонович (1815--1875) -- 15 июля 1841 года застрелил на дуэли М. Ю. Лермонтова.

¹⁴ Дурашка -- прозвище В. К. Лавровского. Происхождение его выясняется из рассказа Ю. И. Юркуна Э. Ф. Голлербаху, записанного последним за десять дней до ареста Юркуна и вскоре после ареста Лавровского (14 декабря 1937 года), 24 января 1938 года: "У Л<авровского> был крестным отцом духовник Ник. II-го, устроивший его в годы войны в воздухоплавательный отряд, где Л. надеялся либо уцелеть, либо погибнуть, но не сделаться идиотом из-за контузии (что казалось ему неизбежным в пехоте). Однако, он умудрился, все-таки, упасть при подъеме или спуске на каком-то пузыре. Последствия этого падения казались покойному М. А. столь заметными, что он навсегда окрестил Л-го "дурашкой"" (МКиРК. С. 229).

¹⁵ Елена Мясоедова (в замужестве Барбарова) -- приятельница детских и юношеских лет Кузмина, дочь юриста Н. Н. Мясоедова (1839--1908), сослуживца отца Кузмина по Судебной палате в Саратове до 1883 года, певица. Письма Мясоедовой Кузмину 1890-х--1935 годов см.: МАА; РГАЛИ. Ф. 232. Оп. 1. Ед. хр. 95; Ф. 437. Оп. 1. Д. 65,85,163. Подробнее об отношениях Кузмина с семьей Мясоедовых см.: Тимофеев А. <1890, март--авг.> // Зв. 1997. No 2. С. 138--171. Почти год спустя Е. Н. Мясоедова писала Кузмину;

Дорогой Михаил Алексеевич,

Что же Вы меня совсем зыбыли? А мне _очень_ тяжело, все лето болели мои внуки и Вера. Она перешла на 3 к<урс> Вуза блестяще, получила приглашение поехать в конц<ертное> путешествие на хороших условиях, но заразилась от своей дочки свинкой и не смогла поехать, а вслед за свинкой дети болели корью, так и не смогла она ничего заработать, зять начнет зарабатывать с 1 окт<ября>, а пока он на принуд<ителъных> работах и _ничего_ не получает.

Мы питаемся так: картошка, черный хлеб и кипяток. Скоро уже начнутся занятия в консерватории, хотелось бы мне хоть немного дать ей окрепнуть, а то как она будет, бедная, петь.

Я боюсь, что Вы потеряли мой адрес и No телеф<она>. Пишите: ул. Некрасова, д. 1, кв. 26, а тел.: Ж-2-52-86, мне, или попросите мне передать.

(ЦГАЛИ СПб. Ф. 437. Оп. 1. Д. 85. Л. 33--34, об.).

¹⁶ "куплетам и песенкам" на музыку В. Я. Шебалина, которые по замыслу режиссера должны были исполняться в пьесе А. Дюма-сына "Дама с камелиями" (см. письмо Мейерхольда к Кузмину от 12 июля 1933 года: Минувшее. Вып. 20. С. 383--384; ср: МК 1996. (8 апреля он был показан в Ленинграде), стихи Кузмина использованы не были (впервые опубл. П. В. Дмитриевым: Минувшее. Вып. 20. С. 387--388).

¹⁷ Речь идет о Кирилле Бенедиктовиче [Нерлер П.] О Екатерине Константиновне Лившиц // ЛО. 1991. No 1. С. 90.

¹⁸ Великанов

¹⁹ Гершензон Илья Ефимович -- в 1934 году заместитель заведующего издательством "Academia".

²⁰ Асафьева (урожд. Хозяшева) Ирина Степановна -- жена Б. В. Асафьева с 1909 года.

²¹ клуб Ленинградского отделения Союза писателей дом 18 по ул. Воинова (ныне Шпалерная). Однако открытие клуба после ремонта состоялось лишь 31 декабря 1934 года (см.: Дом писателей. Открытие клуба // ЛЛ. 1934. 14 дек. С. 4).

²² "У Гоголицыных были в гостях поющие цыгане. Ек<атерина> Ал<ександровна Чернова> дружила с цыганами -- это ее стиль" (КГ).

²³ "Academia" после ареста в Москве 16 декабря Л. Б. Каменева (16 января 1935 года он был осужден к 5-летнему заключению). Ср. записи в дневнике К. Чуковского: "20/ХII <1934>. В "Academia" носятся слухи, что уже 4 дня как арестован Каменев. <...> 28/XII. Теперь хвалить <в прессе> "Академию" нельзя -- там был Каменев" (Чуковский К. Дневник: 1930--1968. С. 113, 114).

²⁴ 13 декабря 1934 года в Ленинграде начались перевыборы

²⁵ Уистлер Джеймс (1834--1903) -- американский живописец.

²⁶ О влиянии на Кузмина немецкого исторического романиста (и египтолога) Георга Морица Эберса "Император" (русский пер. 1881), "Серапис" (русский пер. 1885) и др., проницательно писала Е. Г. Рабинович (см.: Рабинович Е. Ресницы Антиноя // Вестник новой литературы. 1992. No 4. С. 237--239).

²⁷ Выставка В. Ходасевич была приурочена к 15-летию ее работы в качестве театрального художника (см.: Каталог выставки работ художника Валентины Ходасевич / Под ред. Л. И. Жевержеева. Л., 1934).

²⁸

²⁹ Осмеркина (урожд. Гальперина) Елена Константиновна (1903--1987) -- жена А. А. Осмеркина с 1928 года.

³⁰ "Хованщина" (1872--1880) -- опера М. П. Мусоргского.

³¹ Копорский чай "иван-чай" (по названию села Копорье, Петербургской губернии/Ленинградской обл.).

³² Адриан Антонович (1888--1942) -- переводчик, сотрудничал с А. А. Смирновым в работе над переводами А. Дюма (отца), А. Жида, А. де Ренье и Ж. Ромена для издательства "Academia".

³³ Наталья Эрнестовна (урожд. Радлова; 1886--1938) -- жена Б. В. Казанского, сестра С. Э. Радлова, актриса, автор книги "Работа над речью" (М.; Л., 1930).

³⁴ Чтением По, вероятно, вызвано и сравнение Юркуна с феей; ср. рассказ По "Остров феи" (1841).