«Пуститься бы по белу свету...»
В. <Князеву>
Пуститься бы по белу свету
Вдвоем с тобой в далекий путь,
На нашу старую планету
Глазами новыми взглянуть!
Все так же ль траурны гондолы,
Печален золотистый Рим?
В Тосканские спускаясь долы,
О Данте вновь заговорим.
Твой вечер так же ль изумруден,
Очаровательный Стамбул?
Все так же ль в час веселых буден
Пьянит твоих базаров гул?
О дальнем странствии мечтая,
Зачем нам знать стесненье мер?
Достигнем мы садов Китая
Среди фарфоровых химер.
Стихов с собой мы брать не будем,
Мы их в дороге сочиним
И ни на миг не позабудем,
Что мы огнем горим одним.
Когда с тобою на корме мы,
Твои лобзанья мне поэмы
И каждый сердца стук - сонет!
На океанском пароходе
Ты так же мой, я так же твой!
Ведет нас при любой погоде
Любовь - наш верный рулевой.
1912
Примечания:
РМ. 1912. № 11, без посвящ. Ст. 5 исправлен по первой публ. и беловому автографу (в ГГ-1 и ГГ-2 — «Все так же траурны гондолы»). Беловой автограф — РГАЛИ с датой: 1912 [Август]. Беловой автограф (начиная со ст. 20) — РГБ, арх. В. Я. Брюсова. В нем ст. 21–24:
Твои лобзанья — мне поэма,
И каждый сердца стук — сонет.
Плыви, плыви, моя трирэма:
Тебе нигде преграды нет.
Рукой Брюсова ст. 2–3 этого четверостишия исправлены:
Когда с тобою на корме мы,
— Что мне все песни прошлых лет.
«Относительно данного стихотворения: 1) я оставил бы „стесненье мер“ в фразе, вообще несколько отвлеченной. 2) если позволите, я воспользуюсь Вашим стихом
„И ни на миг не позабудем“.
Относительно „трирэмы“ строфа переделана так:
Когда с тобой на корме мы,
Что мне все песни прошлых лет?!
— поэмы,
И каждый сердца стук — сонет.
но выбрасывать строфу жалко. Последний фиговый листок, если он необходим, конечно, возможен, и я благодарен Вам за подсказанный так удачно временный стих:
»
(РГБ, арх. В. Я. Брюсова).